Когда небо - пронзительно-голубое; когда вода - дрожит от солнечных бликов; когда в небе насятся ласточки, а ты лежишь в траве, и где-то рядом поёт флейта, или звенит гитара, на душе становится пусто и светло.
Словно струна отдаёт последний звук - за миг до того как оборваться.
В такие моменты чувствуешь, что умираешь.
Но именно в такие моменты чётко осознаёшь ещё одно.
Лук для Фиэн выбирали гораздо дольше меча – в этом оружии алора и сама разбиралась не-плохо. Алоры могли равняться с эльфами в стрельбе, но для них это была весёлая игра, а не отчаянная битва за жизнь. Ниор, глядя на алору, с улыбкой натягивающую тетиву, испытала невольную гордость. В тысячелетней войне с Тёмными онгартцы не завоевали себе даже безо-пасности границ – но зато не знали горя Юг и Запад, ещё были на этом свете земли, где владение оружием было всего лишь испытанием силы и ловкости, не жестокой необходимостью.
Значит, мой народ умирал за это. За чужое счастье. За чужой покой. Хотя бы так. А за что, за какой целью я веду в бой этих...?
Ниор отвернулась от алоры, рассматривавшей мириэнский лук, и сама выбрала стрелы – с узкими гранёными наконечниками, пробивающими любой доспех.
Эльф между тем вынул из какого-то тайника шкатулку с украшениями и начал перебирать драгоценности. В пальцах мастера мелькали пряжки, кольца, браслеты, камни без оправы… Но наконец он нашёл то, что искал.
– Носи, алора! – Фидоринэль с улыбкой протянул Фиэн на ладони золотую брошку – арфу, украшенную веткой, герб алоров. – На память.
Затем эльф обернулся к Ниор.
– А тебе, Ондрэниль, что подарить?
– Ты знаешь, мастер, – проговорила Ниор медленно. – И ты мне этого ни за что не подаришь.
Эльф склонил голову.
– Ниор, не я придумал этот запрет…
– Вы о чём? – перебила их Фиэн.
– Вот об этом, – эльф вынул из шкатулки камень на тонком кожаном шнурке. Алора мгновен-но заметила, что камешек до странности похож на глаз.
– Можно взглянуть?
Фидоринэль, кивнув, вложил камень в ладонь девушки.
Фиэн поднесла его к лицу – и тут же сходство с глазом исчезло, а внутри камня что-то смутно завиднелось…
Перед Фиэн встало лицо Ниор – бледное, искажённое болью… Испуганная алора хотела ото-рвать взгляд от странного камня, увериться, что с подругой всё в порядке, – но не смогла. Камень затягивал в себя, как водоворот на бурной реке.
Картина перед глазами алоры сменилась. Снова перед ней была Ниор – но насколько иная! Она стояла в серебристой кольчуге под белоснежной курткой, плечи закрывал белый плащ, расшитый серебром, тёмные волосы украшал венец с восьмиконечной звездой – истинная Королева Севера. А вокруг шумели люди – удивлённые, восхищённые, радостные…
Внезапно возникло другое лицо – лицо женщины с ярко-зелёными глазами и красивыми тон-кими чертами. На плечи её падали волнами золотые волосы, взгляд был спокойным и мудрым. Сидела женщина на троне посреди большого зала с высокими колоннами и стрельчатыми окнами. Она что-то говорила, но слов Фиэн не слышала.
И вновь картина изменилась. На месте зала встал высокий обрыв из чёрного камня, на нём две фигуры, тёмная и светлая. Молниями сверкнули два клинка, скрестились и переломились…
Взметнулись горы, закрывающие небо, и над ними костром зарделся закат. Между горами пролегла дорога, и Фиэн разглядела на этой дороге двоих, уходящих всё дальше и дальше…
Камень раскалился до того, что обжег Фиэн пальцы. Девушка выронила его из рук, успев схватиться лишь за кончик шнурка. Изображение в камне поблёкло и исчезло.
– Мастер, – прошептала Фиэн, – что это? Что это было?
– Глаз-камень, работа отца моего отца, – ответил эльф. – Говорят, он показывает тому, кто в него смотрит его путь, будущий и прошлый, события, которым по силам изменить судьбу…
– А почему, – Фиэн глядела на Фидоринэля глазами мальчишки-ученика, – Ниор нельзя в него смотреть?
– Некоторым, – проговорил мастер, – нельзя знать свой путь.
– Но почему, мастер? – настаивала Фиэн.
– Иначе они не сумеют его пройти.
22.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 27е.
Когда девушки вышли из мастерской, было уже за полдень, и Ниор повела подругу обратно к Ольдинас – обедать. Травница встретила их в дверях.
– День добрый! – поздоровалась она, на этот раз на Всеобщем. Фиэн внезапно поняла, что сегодня ещё не виделась с ней.
– И тебе добрый день, Ольдинас! – улыбнулась Фиэн.
– Проходите на террасу, – Ольдинас повернулась к Ниор, – я там обед приготовила.
Терраса выходила во внутренний дворик. Вместо крыши её закрывал навес, который поддер-живали деревянные столбы, увитые плющом. Посреди террасы стоял стол, сделанный по-западному – столешница была укреплена на единственной, прибитой к полу, ножке; стулья – складные, с сидениями и спинками из ткани.
Готовила Ольдинас тоже по-западному – мало мяса, много овощей, вместо хлеба – лепёшки, и ко всему этому – ягодное вино с травами. Жители Западных Степей ели часто, но помалу и не готовили привычных для онгартцев каши и похлёбки – разве если считать их холодные супы.
Для Фиэн это был самый обыкновенный обед, хотя она догадывалась, что Ниор привыкла к совсем иному. Про себя алора подумала – онгартка наверняка считает, что таким нельзя наесть-ся… Но вскоре она заметила, что Ниор ест совсем мало – одни лепёшки, лишь изредка заедая их фруктами. Много позже Фиэн узнала, что в Онгарте не принято много есть на обед и завтрак, главным же считается ужин.
После обеда Ниор снова отправилась в город – пополнять запасы продовольствия: купленное в Диар-Хенлене уже подходило к концу, хотя, по правде его и было немного. Вернулась она только к вечеру, на закате.
Когда Ниор вышла на террасу, Фиэн сидела на ступеньках и играла на флейте. В вечернем свете рыжие волосы девушки полыхали, как костёр.
Как же ты дорога мне, алора… Только вот что ты делаешь со мной рядом? Зачем идёшь за мной? Что тебе во мне, Фиэн?..
23.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, с 28го по 30е.
У Ольдинас они прожили ещё сутки. Неуёмная Фиэн не отстала от Ниор, пока не узнала, как та познакомилась с Ольдинас. Онгартка рассказала, как в пятнадцать лет она отправилась в Алгарт с онгартским посольством…
–… В трактире я случайно услышала слова, бесчестящие Онгарт, и вступилась за честь роди-ны… Но кроме обиженной гордости и отчаянной смелости у меня не было ничего – ни опыта, ни умения, ни силы. Хотя к тому времени я была уже неплохим мечником, – у нас к клинку при-учают едва ли не с рождения, – на ножах мне драться не приходилось, тем более против четве-рых взрослых мужчин. Выстоять я просто не могла, и горцы едва не прикончили меня, я же смогла только слегка задеть одного. Если бы Ольдинас тогда не зашла в трактир, я бы сейчас не рассказывала тебе этого. Она отбила меня у горцев, забрала к себе и вылечила. Вытащила с самого края, – Ниор улыбнулась. – Отец об этом так и не узнал… А мы с Ольдинас с тех пор стали друзьями. Жаль, что она не пойдёт с нами…
Но всё же Ольдинас немало помогла девушкам, снабдив их и припасами на дорогу, и – чего не случится в дороге – запасом снадобий. Коней подруги решили пока не покупать – обе они ходили быстро, а дорога им предстояла не слишком долгая.
Утром следующего дня они, попрощавшись с Ольдинас, отправились в путь. Путь их лежал на северо-запад, к Дэту.
Догорали последние дни лета. Солнце светило ещё жарко, но уже по-осеннему. Косые лучи золотили пыльную дорогу. День был ясный, по ярко-голубому небу бежали облака, белые, как стены Онгарт-Роата. Земля, засохшая коркой, хрустела и трескалась под ногами. С севера дул прохладный влажный ветер, и в нём чувствовался горьковатый привкус морской соли – уже здесь, за десятки миль от моря.
Дорога бежала вперёд. Ниор и Фиэн прошли с два десятка миль, когда вдали голубым шёлком блеснуло море – крошечной бухтой у перекрёстка дорог, ведущих в Алгарт, Дэт и Онгарт. Девушки свернули на Дэтскую дорогу и прошли по ней ещё с десять миль до наступления темноты. После заката же смысла идти не было – в степи в конце лета ночи были так темны, что уже в двух шагах ничего не было видно. Девушки свернули с дороги и устроились на ночлег в нескольких десятках шагов от неё.
А наутро девушек разбудила песня. Певец сидел на камне, перебирая струны арфы. Лучи солнца терялись в его золотых волосах, падали на ярко-зелёную рубашку…
– Эонор!
24.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 30е.
Эонор и Фиэн обнялись. Алор подхватил девушку на руки и закружил в воздухе – худощавая и легкокостная, Фиэн хоть и была на голову выше Ниор, но весила едва не вдвое меньше.
Алора радостно визжала:
– Ай, Эонор, отпусти!
Эонор делал страшные глаза:
– Ни за что!
– Да Эонор же!!! Эонор, отпусти меня!!! – и девушка стукнула алора кулаком по плечу. Эо-нор, смеясь, поставил её на землю.
– Выше меня, а весишь, как пёрышко…
Фиэн сощурилась:
– Эалгар Дэтская тяжелей?
– Не знаю, как без коня, а с ним – раз в пять.
Фиэн только фыркнула.
– Кстати, а почему ты не дождался нас в Дэте?
– Я подумал и решил, что в степи мне будет легче вас найти, чем в городе…
– Элтцем бы тебе родиться, – вздохнула Фиэн. – Ты ведь наверняка сначала сбежал в степь, а что нас можно найти и здесь, подумал только потом.
Алор потупил взгляд.
– Нуу… да. Только я думал, вы быстрее ходите…
– Быстроногий ты наш, меня или тебя онгартцы Западным Ветром прозвали?..
– Эонор, – Ниор шагнула вперёд, – как наши дела?
– А ты тороплива, Ниор с Севера, – алор улыбнулся, как сытый довольный кот, разлёгшийся на солнышке. – Дело трудное, но идёт хорошо. Я поговорил с Теаланом с Элритена и Эалгар Дэтской. Теалан согласился сразу, а вот у Эалгар какие-то условия… С ней, Ниор, тебе придётся говорить самой.
– Послушай, Эонор, а кто такая эта Эалгар?
Алор поднял глаза к небу. На губах замерла странная, задумчивая улыбка.
– Эалгар? Знаешь, Ниор, а ведь я об этом никогда не задумывался… Она и алора, и воин…
–… и самая красивая женщина Запада, – добавила Фиэн.
– И это тоже, – Эонор не заметил насмешки в голосе девушки. – Ниор, я не знаю. Для меня она всегда была просто Эалгар из Дэта, о большем я не спрашивал…
Ниор ничего не ответила. В воздухе повисло молчание.
Наконец Фиэн не выдержала и тронула Ниор за плечо.
– Нам пора идти.
– Пора, – кивнула Ниор. – И всё-таки я не могу решиться…
– Тэо рэт, – неожиданно резко бросил Эонор. – Шаг сделан. Назад уже поздно.
Ниор склонила голову.
– Знаю и не отказываюсь.
Так скоро.
Война началась. Войско соберется за месяц, дорога до Онгарта – не больше недели. Значит, моё войско сойдётся в бою с моим народом самое позднее в начале диарина(1)… Уже в начале диарина…
Мне стало страшно. Перед глазами внезапно встало лицо Тэвиана. Скольких ещё мне при-дется убить? Я боялась взглянуть на свои руки – мне казалось, что они в крови по локоть. Хотя тогда, когда я пробивалась из Онгарт-Роата, в крови был только мой Диаргарт. Да ещё левая рука немного ниже плеча – один из стражей задел клинком…
Я боялась себя.
Но шаг был уже сделан. Останавливаться – поздно, слишком поздно…
– Ниор, так мы идём? – спросила Фиэн.
– Идём, – ответила Ниор. – Конечно, идём.
25.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 30е.
Они прошли около десяти миль. Ниор молчала, чувствуя в душе странную и горькую пустоту. Молчала и Фиэн – она чувствовала (а чувствовала Фиэн всегда больше, чем знала или понимала разумом), что сейчас Ниор лучше не беспокоить. Эонор, тоже молча, вглядывался вдаль.
Он и заметил первым чёрную точку на дороге – всадника, направлявшегося навстречу трём путникам. Ехал он быстро, точка сначала стала крошечной фигуркой вершника, а потом стала быстро увеличиваться. Не прошло и получаса, когда всадник поравнялся с путниками, а, порав-нявшись, остановил коня и, не спешиваясь, приветствовал их поклоном. Только тогда Ниор разглядела его. А, вернее, её – на коне сидела молодая женщина.
Она ехала без седла и без упряжи, но держалась верхом так уверенно, как многие не смогли бы сидеть, даже привяжи их к коню. Она словно так и родилась – верхом.
Женщина была лишь немногим ниже среднего роста, но из-за хрупкого сложения казалась маленькой. На ней была мужского покроя кожаная куртка длиной до бёдер, с широким поясом, овальными наплечниками и высоким воротником – распахнутым, открывающим стройную шею. Светло-коричневая кожа куртки красиво оттеняла её золотые волосы – распущенные по плечам, просвеченные солнцем и от этого отливающие мёдом и спелой пшеницей…
Женщина была ослепительно красива.
ки расценят это в лучшем случае как пренебрежение, в худшем – как неумение, иНиор видела её лицо – тонкие, резкие черты, словно высеченные из камня, или отлитые из звонкой меди. Нос у женщины был тонкий, с едва заметной горбинкой, широкими крыльями, двигавшимися, когда она дышала. На губах – тоже тонких, плотно сжатых – замерло странное выражение, больше всего напоминающее надменную усмешку – сознание своего превосходства, смешанное с гордыней и презрительной снисходительностью. Но ярче всего на этом лице были глаза – янтарного цвета, по-эльфийски миндалевидные, под нитками светлых бровей. Эти глаза смотрели сквозь плоть; внимательные и цепкие, они проникали до самого дна души, и под их взглядом становилось холодно, как на ледяном ветру, – но этот же взгляд обжигал яростным пламенем…
… И всё же – как она была красива!..
Женщина наклонилась и крикнула красивым голосом, отзванивавшим металлом:
– Эонор, тебя подвезти?
– Эалгар! – обрадовался алор.
«Так вот она какая, Эалгар…»
Красива красотой клинка. Сабля с гравировкой золотом, изящной гардой, длинным, переви-тым кожей эфесом. Верное оружие степняка, на украшение которого хозяин ничего не пожалел.
Ниор и за собой знала эту холодную и гордую красоту. Но она была – иной. Онгартским ме-чом без излишеств и прикрас. Такой не бросится в глаза в мастерской оружейника, но будет верен и в самом страшном бою. Нет гравировки на клинке, – но он всегда остро отточен. На рукояти никаких украшений – она всего-навсего слегка изогнута под ладонь, чтобы клинок покинул своего хозяина только вместе со сжимающей его рукой…
Меч онгартца поднимался лишь против равного. Сабля степняка – против любого, осмелив-шегося заступить её хозяину путь.
«Так вот какая ты, Эалгар…»
– Эалгар, какими судьбами? Ты ведь обещала ждать в городе!
– Мне не хватило терпения, – женщина улыбнулась, обнажив белоснежные зубы, – всё с тем же видом превосходства. Затем её взгляд перескользнул с лица Эонора на подруг.
– Ниор, – онгартку всадница узнала безошибочно, – где мы будем говорить, здесь или в Дэте?
– В Дэте, – коротко ответила Ниор.
– Садись на моего коня, – предложила Эалгар. – Отдохнёшь.
– Я не устала, – покачала головой онгартка. – Да я и не умею ездить без седла, как ты.
– Я научилась в Мириэне, у полуэльфов, – проговорила всадница. – На Западе ездить без сед-ла не принято… впрочем, мне никогда не было дела до того, что принято, а что нет. А ты, Ниор, в следующий раз не отказывайся от коня. Всадники в любом случае не станут тебя уважать.
Ниор промолчала. Снова повисла тишина, нарушаемая лишь стуком копыт по накатанной дороге.
26.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 30е.
Ниор измучили мысли – странные, непонятные, но от этого не менее горькие.
Я вспоминала день, когда отец впервые позволил мне взять в руки Диаргарт.
…Меч показался мне тогда таким тяжёлым… Мне было десять лет. Девчонка. Хотя я игра-ла с мальчишками, и в драках доказывала если не превосходство, то, по крайней мере, равенст-во; хотя я, как и мои приятели, мечтала о дне, когда возьму в руки настоящий боевой клинок, когда мне дали его, я почти испугалась. Рукоять отцовского меча и мой подбородок были на одной высоте…
…И всё же я берусь за рукоять и пытаюсь поднять меч.
Отец улыбается:
– Когда ты вырастешь, Ниор, этот клинок будет твоим.
Я почему-то не радуюсь, а ещё больше пугаюсь.
– Я его не подниму, он тяжёлый…
Отец сильными пальцами треплет мне волосы.
– Это ты пока маленькая и слабая. Через пару лет ты сделаешь это без труда. Меч, конеч-но, не станет легче, но сама ты, дочка, будешь намного сильней…
Другое воспоминание – четырьмя годами позже…
…Меч легко взлетает к небу, описывает сверкающий круг. Моё плечо задето, и на белой ру-башке – кровь… Отец умел учить только так. И во многом был прав, потому что умение, оплаченное кровью, не забывается.
Плечо болит, но я не выпускаю из рук оружия. Вот отец чуть отвлёкся…
Одним движением я выбиваю меч у него из рук и приставляю к его груди Диаргарт.
– Моя победа, отец!
Он с улыбкой кивает и ладонью отводит от себя остриё.
– Отлично, Ондр-Диар!
Отец редко хвалит меня. Очень редко. Но тем дороже мне его суровая немногословная по-хвала.
А отец обнимает меня за плечи, и я вдруг понимаю, что я почти с него ростом. Я знаю, что похожа на отца, но – ярче всего, острее всего, и именно сейчас – я начинаю понимать, что я от него сильно отличаюсь. И отец тоже это видит, осознаю вдруг я.
– Совсем стала взрослая… – мои волосы, подстриженные по-воински до плеч, связаны в хвост, не взъерошишь ладонью, как отец привык делать, и он просто гладит меня по голове – неожиданно нежно и бережно.
– Зачем я учу тебя сражаться?.. – говорит он тихо. – Зачем только я дал тебе меч?..
Я выворачиваюсь из-под его руки. Взгляд глаза в глаза.
– Я – воин Онгарта, отец.
И он опускает взгляд.
– Вижу…
Ещё одно воспоминание.
День смерти отца.
Я стою у постели, не узнавая: это – отец?! Бледный, высохший, на худом лице выступают кости, черты неестественно резкие, заострённые. Таким он стал за какой-то месяц. Месяц, проведённый мной на Западе.
…Я видела отца таким в первый и последний раз…
Он узнаёт меня сразу:
– Ниор…
Я встаю на колени рядом с постелью, беру отца за руку. Его пальцы в моих – странно тон-кие, для пальцев отца в руке дочери – тем более…
– Отец…
Он улыбается. А я вдруг вспоминаю, как редко он улыбался мне. Как редко, но с какой теп-лотой…
– Ниор, – глаза отца встречаются с моими, – меня скоро не станет. Может, сегодня, мо-жет, завтра…
Отец замолкает. Он не хочет, чтобы я видела его страх перед смертью, он – онгартец, он не имеет права бояться чего бы то ни было…
Но я всё вижу и всё понимаю. И отец это знает.
– Ниор, девочка, помнишь, ты когда-то сказала: «Я – воин»?
Я киваю.
«Я всё помню, отец…»
– Прости меня, Ондр-Диар, за то, что сделал из тебя воина…
– Я должна благодарить тебя за это, отец…
Он пытается улыбнуться, но только горько кривит губы.
– Как бы ты не прокляла потом меня за это, девочка… Прости и за то, что не дал тебе ос-таться просто воином, за то, что теперь тебе придётся стать королевой. Но передать власть над Онгартом мне больше некому. Больше никто не справится с этой ношей, Ондр-Диар…
– Отец… а я, по-твоему, справлюсь?
Вот теперь он действительно улыбается. Тепло и нежно.
– Боюсь, Ондр-Диар, что другого выхода у тебя просто нет… – он молчит с минуту, а по-том продолжает:
– Тебе достанется и мой клинок, мой Диаргарт… Об этом клинке я тебе скажу только одно – он должен стать по-настоящему твоим. Ты должна владеть им, как собственными руками. Потому что наши легенды о Клинке Эдрина – правда. Какие именно легенды – ты должна знать сама, дочь. И, если меч Эдрина тебе покорится – ты будешь сильнее всех, кто когда-либо носил венец Онгарта… Я верю в тебя, Ниор Ондр-Диар, дочь Эниара, сына Эльмира, сына Элридора из рода Эдрина Онгартского. Я в тебя верю. А теперь иди, Энсин-Роандэ(2) …
Я прижимаю к губам его худую руку:
– Линри, Роанд-Энэн-Элэн… (3)
…Я сказала «До встречи!» на Аллоргенте – потому что в Онгартиал «До встречи!» и «Прощай!» – это одно и то же слово…
– Я выдержу всё отец. Я клянусь…
…Я до сих пор не знаю, в чем я клялась, что обещала выдержать. Я просто знала, что должна сказать – и выполнить сказанное. А вот выполнила ли? Может, я уже не выдержала, не справилась, не сдержала своего обещания? Отец, отец, как же мне тяжело без тебя…
Твой клинок – у моего пояса. Светлая сталь и двухцветный камень в навершии рукояти. Ка-мень тоже носит имя Диаргарт; наши сказания говорят, что он дарует бесстрашие и непобе-димость в бою. Рассказывают, что удача покинула бесстрашную королеву Инриэль, когда та, уходя на бой, оставила меч отцов в Лиот-Роате; что король Лэртиан не погиб бы, не сражайся он в том, ставшем для него последним, бою оружием простого воина… Меч передавался от отца к сыну в роду Эдрина, он помнил многих хозяев, многие руки… Может, он помнил и Арна-дара, старшего брата отца? Он, законный наследник, отрёкся от престола, не правив и года, и ушёл из Онгарт-Роата. Что стало с этим человеком? Жив ли он ещё, и если жив – где он? Я никогда его не видела…
Какими же разными были братья отца! Один сам отказался от власти, второй же сделал всё, чтобы отнять у меня трон…
Во что превратился в те дни Онгарт-Роат, что там творилось! Мне не верил никто, ни-кто…
В моей душе жарко вспыхнула ярость. Больше такого никогда не будет. Даже если за это кто-то заплатит жизнью. Даже если это буду я. Даже если…
27.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 30е.
Дорога вела в город – такой же пестрый, многолюдный и залитый солнцем, как и любой из городов Запада. И всё же приморский Дэт отличался от городов Предгорий. Там – обернись на Восток, и небо закроют горы; здесь – на северной окраине города лазурное море лижет песчаный берег, и дома нависают прямо над водой. И солнце здесь по утрам не поднимается из-за зубчатой стены гор – встаёт над чуть виднеющимися вдали алыми вершинами, а по вечерам не гаснет где-то за степью – огненным шаром падает в воду Великого Западного Залива. Дэтцам знакома не только вольная степь, но и вечносвободное море. Может, потому и были жители Приморского Запада, Анрир-Сиарн-Берта на языке онгартцев, были так свободолюбивы?..
Четверо путников вошли в город, когда солнце уже почти село. Ниор шагала впереди. Эалгар ехала рядом, гордо вскинув голову. Алоры шли за ними, говоря между собой.
Всадница направляла коня по главным улицам города. Люди расступались перед ней, а иные даже почтительно склоняли головы. Эалгар лишь небрежно кивала в ответ.
Остановила скакуна всадница на небольшой площади, у ворот высокого белокаменного дома со стенами, увитыми плющом. Не спешиваясь, она подъехала к воротам и ударила в них окован-ным носком сапога.
– Ларк, открывай! – крикнула она. – Я приехала.
Ворота распахнул худенький парнишка.
– Здравствуйте, госпожа, – низко поклонился он.
– Ларк, мои спутники устали и голодны. Приготовь им комнаты, и скажи на кухне насчёт ужина.
– А ваш конь, госпожа?
– О нём, я позабочусь сама, – ответила Эалгар, соскочив на землю. Она прошла в ворота, и конь последовал за ней, словно на поводу. Ниор, Фиэн и Эонор направились за всадницей.
Войдя во двор, Эалгар обернулась к спутникам:
– Я сейчас ненадолго покину вас, – проговорила она. – Ларк позаботится, чтобы вас хорошо устроили.
Однако услышал её разве что Эонор. Девушки же не могли оторвать восхищённых взглядов от роскошного убранства дворика. Внутренние стены дома были отделаны мрамором, по ним поднимались плети каких-то цветов; двор был усажен деревьями – редкость для безлесного Запада; посреди же дворика бил фонтан.
Ниор с трудом скрыла изумление, – да что там, и восхищение. Королевский дворец Онгарта по сравнению с домом всадницы был нищенской лачугой. Что же до Фиэн, то молодая алора и не пыталась сдержать своего восторга.
Заглядевшись, девушки не заметили, как всадница вместе с конём скрылась за одной из ведущих во двор дверей.
28.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 30е.
Ларк отвёл путников на второй этаж дома, показал им их комнаты – отдельную для каждого – и, поклонившись, поспешно убежал. Эонор, пожелав девушкам спокойной ночи, отправился к себе. Видно было, что в доме всадницы он был далеко не в первый раз. Фиэн же, у которой уже слипались глаза, нырнула в свою комнату без единого слова. Ниор оставалось только пойти в свою комнату.
Закрыв за собой двери, Ниор с наслаждением скинула плащ и куртку, расстегнула пояс с нож-нами и стянула кольчугу. Хотя, как любой из воинов Онгарта, Ниор могла не снимать доспехов месяцами, она всё же страшно уставала от них.
Девушка сложила одежду на стуле, там же оставила и кольчугу. В её руках остался только отцовский меч. Ниор бережно вытянула его из ножен. Правая рука сжала рукоять, клинок лёг на левую ладонь. Она держала меч так, как полагалось принимаемому в воины. Девушка закрыла глаза.
«Прости меня, отец… Прости за всё. Наверное, я не должна так поступать, но у меня нет другого выхода. Или я его не знаю. Во всяком случае, искать его уже поздно…»
Клинок мягко скользнул вниз с ладони. Ещё минутой позже он занял место в ножнах, а ножны Ниор повесила за ремень на спинку кровати.
Прежде чем лечь, она окинула комнату взглядом, но в глаза ей бросилась лишь её собственная одежда, слишком простая среди роскошной обстановки комнаты. Ей оставалось только улыб-нуться собственному страху.
Ниор разулась, сняла штаны, расшнуровала рубашку, а, немного подумав, сбросила и её и опустилась в постель – только теперь начиная понимать, как же она устала.
«А больше всего я устала никому не верить…»
Примечания:
1. Диарин – «Звёздный», второй месяц осени в Онгарте, соответствует 2-31 октября по нашему календарю.
Русский - 83 балла. Сочинение - 5/5. Но это всё непринципиально и пофиг.
Зато я сегодня - чисто случайно - встретил братика Хэльо. И он согласился в принципе сыграть Куруфина.
А ещё...
Я знаю четыре с половиной аккорда и практически не умею переставлять между ними пальцы. Но сегодня на стриту, когда я взял гитару в руки просто от нефиг делать, и то что я там творил, называлось "грести по струнам", нам кинули сотню!!!
Я что, нормально играю??? Вернее, я что, играю, а не бренчу???
Или этим добрым людям тролль по ушам потоптался?..
Интересно, каким надо быть маньяком, чтобы в каникулы (экзамены не в счёт, остались только халявные) вставать в семь часов утра? При том, что лёг - в час?
И кто, главное, я после этого?
_____________________________
А ещё - почему все кошки так и рвутся мне руку оттяпать?
Вчера мелиановский Кот-Моргот всю лапку мне располосовал, а сегодня ещё и свой кошкодлак по больному месту лапками прошёлся...
... а у ненависти - вкус крови. Крови и тёплого (согретого в руках?.. горячего после боя?.. просто раскалённого?..) железа. И цвет - черный с просинью...
... я говорил, что умею любить и ненавидеть. Я рвался к любимым и мстил ненавистным. Но тогда я ещё ничего на самом деле не знал и не умел, ни любить, ни ненавидеть... Теперь - умею.
... три раза - серые глаза. Любовь, преданность, и - ненависть... Ненависть, которой нет пределов. Я сам не знал, что умею так ненавидеть...
... и себя - в том числе. За всё, что не сумел. За всех, кого заставил - вольно ли, невольно ли - поверить, что сумею, и чьи ожидания обманул...
... а ты (вы?..) смотришь (смотрите?..) в глаза. И видишь - всего меня, всего, даже больше того, что я сам о себе знаю.
И - продолжаешь мне верить.
И говоришь, что ничто не кончено, пока я сам не сдался.
... но я не могу тебе (вам?..) поверить... или - не хочу?..
... а ты смотришь в глаза.
И говоришь, что не отказывался от меня и не откажешься.
И что ты выбирал сам.
Я пытаюсь спорить - нет сил на спор, нет желания, потому что моя правота меня же лишает сил, но не могу молчать... Я возражаю. Я отвечаю, что я рисковал одним собой. Что моя жизнь - одно дело, а твоя - совсем другое. Что мне многое безразлично, а вот ты... Что ты просто не имеешь права...
... а ты смотришь в глаза. И улыбаешься.
... а мне хочется плакать. И до боли обидно за то, что плакать я давно разучился...
... а ты смотришь в глаза...
... и мне остаётся только поверить - потому что, если не верить тебе, можно вообще не жить. Потому что если ты неправ, то весь мир - одна большая ошибка...
... и я смотрю тебе в глаза. Шёпотом (или мне мерещится свой голос, а на самом деле я только подумал, ничего не сказав вслух?..) - "Я не собираюсь сдаваться".
... ты улыбаешься и сжимаешь мою руку. И я - улыбаюсь в ответ, и прижимаюсь к твоему плечу.
"Феанорингов в четыре шеренги строить - Финрод, орков для Моргота искать - Финрод, даже Мелиан неведомо где ловить - тоже Финрод!.."
(с) Ассиди
Ну вот примерно это у нас и творится... С небольшими разницами. Потому что, во-первых, не Финрод, а Берен. Во-вторых, в тёмном блоке уже скоро будет больше, чем во всём Нарготронде, поэтому искать приходится не орков для Моргота, а эльфов для Финрода. И, в третьих, феаноринги строятся пока только в одну шеренгу, ибо феанорингов всего - один Келегорм. А ловить неведомо где надо Куруфина, которы ещё непонятно играет ли вообще... а если учесть, что при этом нам с Финродом периодически по жизни сносит крышу...
Да помогут нам Великие Валар с этим бардаком...
@музыка:
Blind Guardian, Кошка Сашка - На моей стороне
Ниор, Фиэн, а с ними и Эонор, переночевали в трактире и там же провели следующий день. Алоры пели для посетителей – Эонор расплачивался за ночлег, Фиэн сама вызвалась ему помочь. Ниор же спустилась в общую залу всего раз – пообедать. Взглянув на неё, Фиэн заметила, что лицо у онгартки встревоженное, и едва ли не испуганное.
«Это чтобы онгартка – да испугалась?! Да для этого, по меньшей мере, полмира должно рух-нуть! Или – и рухнуло? Для неё?.. Кто ж этот Анард, и что он ей такого сказал?»
Ниор, не заговорив ни с кем, съела обед и вернулась к себе. Больше она в тот день не выходи-ла.
На закате Фиэн, оставив Эонора одного, направилась в их общую с Ниор комнату на третьем этаже трактира. Дверь была закрыта. Фиэн, не стучась, распахнула дверь и вошла.
Ниор стояла у окна, спиной к двери, и смотрела, как садится солнце за степью. Фиэн подошла и легонько тронула её за плечо:
– Ниор!
Онгартка обернулась мгновенно и резко. Правая рука метнулась к поясу, левая взлетела, при-крывая грудь.
– А, это ты? – с облегчением вздохнула она, увидев перед собой всего лишь Фиэн, вместо…кого?
Алора кивнула.
– Я. Ниор, я …
– Спрашивай! – бросила Ниор резко, как приказ в бою. – Если веришь мне – спрашивай! Не молчи, алора. Я отвечу на любой вопрос, слово воина Онгарта.
– Ниор, – на мгновение Фиэн закрыла глаза. Есть вопросы, на которые даже благородные он-гартцы отвечают взмахом клинка, – кто ты? Я не верю, что ты – простая онгартка, и даже что ты одна из вождей – не верю. Так кто ты?
Ниор горько усмехнулась.
– Если уж алора догадалась… Хорошо. Смотри, алора Фиэн! А кто я, поймёшь сама, – Ниор скинула длинный плащ и распахнула куртку. Фиэн ахнула и зажала рот ладонью.
Под курткой у онгартки была кольчуга из голубоватого металла, словно светящегося изнутри. У бедра висел длинный клинок в расшитых серебром ножнах.
– Ниор… – прошептала алора, – не у каждого из эльфийских вождей такое оружие, не говоря уж о людях… Откуда это у тебя?!..
– Кольчуга эллоримская, отцовский подарок. Для меня ковали, – ответила Ниор, – ну а меч…
Она помедлила. Рука девушки легла на рукоять. Медленно и бережно Ниор вытянула клинок из ножен. Меч лег в ладони онгартки. Сыграло ли шутку закатное солнце, или так в самом деле было, но Фиэн показалось, что безупречная, без малейшего пятнышка, сталь излучает мягкий свет. Навершие рукояти украшал странный камень: с одной стороны светлый и прозрачный, как хрусталь, а с другой – глубокого тёмно-зелёного цвета.
– Диаргарт, – проговорила Ниор. Проговорила так, что Фиэн сразу поняла: это – имя. Имя клинка.
– Диаргарт передавался от отца к сыну в роду Эдрина, роду королей Онгарта. Но у короля Эниара вместо сына родилась дочь…
13.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 22е.
– Отцу было почти шестьдесят, когда я появилась на свет. Тогда же умерла моя мать. Больше детей у отца быть не могло; я стала его единственной наследницей.
Меня воспитывали воином, растили из меня человека, который будет править Онгартом. Это многим не нравилось, особенно Миртэлу, брату отца. Он говорил, что девушке, даже самой сильной и бесстрашной, не след управлять страной воинов… тем более, что самой сильной и бесстрашной я не была, а была лишь немногим лучше обычного воина.
За всю историю Онгарта женщина правила страной лишь однажды – королева Инриэль Фи-риэдэн, с которой могли равняться немногие мужчины. Мне часто говорили: «Ты не Инриэль, ты не такая, ты не сумеешь…» Отец тоже сказал однажды: «Ты не Инриэль». А потом добавил: «Ты лучше». К несчастью, так думали очень немногие.
Отец хорошо знал меня, но слишком плохо – своего брата Миртэла. А это оказался человек, жадный до власти и не останавливающийся ни перед чем. Он не спорил с решением отца оставить трон мне. Он никогда не спорил с отцом – силы были неравны, а Миртэл – не из тех, кто выбирает в противники сильнейшего. Он выбрал слабого. Меня.
Когда умер отец, мне было семнадцать. Девчонка. Глупая и неопытная. А рядом всегда был брат короля, мудрый старик. Сравнение было в его пользу, и народ это понял быстро – разуме-ется, не без помощи самого Миртэла. Меня же заставили понять другое: если хочешь жить, не пытайся править. Тогда я испугалась. Сдалась. Жизнь была для меня дороже венца Эдрина. Тебе я могу признаться в этом, Фиэн, ты не онгартка, ты не ставишь честь выше жизни.
Но, хотя я не могла даже думать о настоящей власти, королевой считалась всё-таки я, до тех пор, пока я носила отцовский меч. Так повелось в Онгарте – король, тот, кто носит клинок Эдрина. В чьих руках Диаргарт, в тех и сам Онгарт.
Прошло три года, прежде чем Миртэл решил стать королём не только на деле, но и по име-ни. А для этого ему нужен был мой клинок. Мне сказали те же слова – отдай, или умрёшь.
Миртэл просчитался только в одном – за три года дочь короля успела повзрослеть. И те-рять ей было уже нечего, кроме жизни и отцовского меча.
Мой народ верен прошлому, свято чтит память. Онгартцы способны веками длить войну – из верности к погибшим в этой войне отцам. Хотя мой отец и не пал в бою, я была верна ему. Верна его памяти. Мне не дорог был Диаргарт, как знак власти, не дорог, как оружие – мне тогда ещё не довелось им сражаться, – нет, я дорожила Диаргартом, прежде всего как мечом отца. Что для кого-то это знак власти, мне было просто безразлично. Отдать мою последнюю память я не могла.
И я ответила: «Меч у меня отнимут только вместе с жизнью».
Миртэл сделал знак страже.
Самого боя я почти не помню. Помню только тёмно-красные капли на клинке.
Стражей было шестеро. Я убила всех.
А потом я бежала. Я знала, что когда-то мне придётся так поступить и приготовилась заранее: котомка с едой и деньгами была у меня давно готова; меня слушались все кони отца. Я скакала ночь и к рассвету добралась до Белой Стены. Там коня пришлось оставить – потайной ход под стеной был рассчитан только на людей.
Этот тесный ход с низким потолком, мокрыми стенами, без света стал моим путём к сво-боде. Когда начался день, я была уже по эту сторону стены, а к закату добралась до Аллоргента. А вечером следующего дня я встретилась с тобой. Что было дальше, ты знаешь.
Ниор договорила и взглянула Фиэн в глаза.
– Вот кто я такая, Фиэн. Королева без королевства. Ты пойдёшь за таким человеком? Потому что если ты не будешь моим союзником, тебе незачем подвергать опасности свою жизнь, идя со мной. За себя я не боюсь, я онгартка. А тебе советую подумать, прежде чем шагать в такую пропасть. Я жертв не стою и, уж подавно, не прошу.
– Ниор, – Фиэн поджала губы, – позволь мне быть с тобой. Алоры не бросают друзей, попав-ших в беду. Тебя я считаю своим другом. Я тебя не брошу.
– О, Фиэн… – прошептала онгартка. – Но чем я заслужила твою дружбу?
Фиэн улыбнулась.
– Как говорит Эонор, алор любит просто потому, что он любит.
14.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 23е - 24е.
В трактире они прожили ещё день. Эонора попросил остаться Эрли – как оказалось, алор был известен на Западе, и с посетителей, приходивших послушать певца, Эрли получил в несколько раз больше, чем платил за еду и постой сам Эонор. Фиэн же решила задержаться и помочь приятелю – для алоров обычное дело. А с ней осталась и Ниор.
Но на рассвете следующего дня онгартка решительно засобиралась в путь. Фиэн, не говоря ни слова, присоединилась к ней. Они расплатились, попрощались с Эрли и, покинув трактир, пошли прочь из города по широкой главной улице, за городом переходившей в дорогу на Алгарт. Уже на окраине девушек догнал Эонор.
– День добрый, – улыбнулся он. – Нам по пути?
– Похоже на то, – кивнула Фиэн, – А ты куда?
– К Элритену, – Эонор снова улыбнулся, но как-то иначе, – Меня туда звали…
– Ага, – хмыкнула Фиэн. – Я не знаю, как элтцы сами в своих степях не блуждают, а ты со-брался туда без провожатых.
Эонор только усмехнулся
– Старые друзья мне заблудиться не дадут. А путь я знаю неплохо – сначала по дороге, потом вдоль речки. Вот иди я напрямик через пустоши, мог бы и заплутать.
– Ниор, к слову, а куда идём мы? – Фиэн взглянула на подругу.
– Здесь два пути, – проговорила Ниор, – один в Хон, второй в Алгарт. Правда, из Хона кроме дороги обратно пути нет, не считая гномьих путей, под горами, куда нас, впрочем, никто не пустит. А Алгарт – большой город, оттуда идут дороги в Дэт и Эрт-Роат…
– Если Хон и в самом деле такая дыра… – начала было Фиэн, но Эонор её перебил:
– Полнейшая дыра. Дорог хороших нет, по осени… сегодня, кстати, что, двадцать четвёртое?.. по осени грязища – не выберешься, а в придачу недавно под горами завелась какая-то дрянь, мне гномы в трактире рассказывали. Дыра дырой!
– А какой был город… – вздохнула Ниор. – Хотела бы я увидеть Хон пару столетий назад, не говоря уж о том, каким был Хенлен-Роат, – тогда ещё Хенлен-Роат, – до восстания Теалирда(1) и Великой Войны! Как красивы были наши западные крепости, как играло на их стенах вечернее солнце! А какой был рассвет в Фиэт-Вальморгарт-Роате(2), какие белые ночи в Лиот-Роате!.. И что нам от всего этого осталось? – губы Ниор дрогнули. – Осколки… Если бы я только могла…
– Кто хочет – может, – голос Эонора прозвучал неожиданно резко. – И не думай, Ниор, коро-лева Онгарта, что тебе никто не поможет.
– Откуда ты узнал?! – Рука Ниор скользнула к мечу.
– У алоров нет тайн от друзей, – алор спокойно, не замечая движения девушки, положил руку ей на плечо.
– Притом, что в друзьях у вас весь Запад… – Ниор горько улыбнулась. – Скольким ещё ты расскажешь?
– А сколько тебе нужно, чтобы вернуть власть? – неожиданно спросил Эонор.
– Зачем тебе, алору, вмешиваться в дела Онгарта?
– Вот именно, алору! – воскликнул Эонор. – Алору, которому не сидится на месте. Запад сходит с ума от покоя. Всё мирно, всё тихо… Не о чем даже складывать песен! Даже алорам надое-ло жить в покое, не говоря об элтцах. Ниор, мы хотим боёв, подвигов!.. Решайся, Ниор, если ты согласишься на союз с нами, мы вернём тебе твоё королевство!
– А что взамен?
– Я не попрошу ничего. Те, с кем я буду говорить, назовут свою цену, но она вряд ли будет велика. Многого может попросить только один человек – Эалгар из Дэта, но она и даст за свою цену немало.
– Она?
Эонор улыбнулся – на этот раз светло и легко.
– Да, Эалгар Дэтская, Золотая всадница… Лучший боец и красивейшая женщина Запада…
Ниор догадалась, что связывало Эонора с этой Эалгар.
– Так что, королева, ты согласна?
– Ещё ни один король Онгарта не воевал против своего народа, – произнесла Ниор тихо.
– Ещё ни одного короля в Онгарте не лишали законной власти, – вмешалась Фиэн.
– Ведь ты уже сражалась со своими соплеменниками, Ниор? – Эонор заглянул ей в глаза. – Так?
Ниор на мгновение опустила веки. Как живые перед ней встали шестеро убитых стражей.
…Красивые молодые лица. Голос Тэвиана, одного из стражей… одного из мальчишек, с которыми я играла в детстве…
Тэвиан почти умоляет:
– Ниор, сдайся! Брось меч!
В его глазах я читаю: «Ниор, я не хочу тебя убивать!!!»
И я бью сама – как учили, одним ударом, так, чтобы убить сразу, чтобы человек не успел даже почувствовать боли. Тэвиан падает на пол. Мертвым.
А я, вырвав клинок из его тела, не могу оторвать глаз от тёмных капель на светлой стали…
Остальных стражей я не знала. Но лица – врезались в память намертво…
– Да, – с трудом произнесла она.
…Каждый удар меча будил в душе что-то, до сих пор не знакомое. Сначала убивать было горько и тяжело. Потом меня захлестнула волна ярости. Потом чувств не стало совсем.
Но больше всего запомнилась ярость, слепящая белая ярость, за которую мне до сих пор стыдно перед самой собой…
– Но если ты уже начала войну, Ниор, если твой меч уже в онгартской крови…
– И больше не надо, – Ниор резко оборвала алора. – Я и эту кровь нескоро забуду.
– Но тогда выйдет, что ты зря сражалась со своими.
– Тогда я дралась за свою жизнь и свободу, – ответила Ниор.
– А зачем ты выжила, ты не задумывалась? – глаза Эонора лихорадочно блестели. – Чтобы всю жизнь прятаться от врагов?
…Узкий каменный лаз. Сгибаться приходится в три погибели. Руки притиснуты к бокам. Попытавшись раздвинуть локти, больно ударяешься о стены.
Дорога к свободе. Так напоминающая тюрьму. Но если сейчас меня схватят, темница пока-жется совсем не страшной. Нет, с непокорной девчонкой поступят намного хуже. Смешно – я, онгартка, дочь королей, – боялась смерти. Дочь королей…Перед Ней все мы – испуганные дети.
Зачем мне нужны были жизнь и свобода? Я не знала тогда, да и сейчас не знаю. Я не думала о возвращении. Мне хотелось просто выжить. Может, потому, что тогда даже это было почти невозможно?
Но теперь я жива и свободна. И прав Эонор – что дальше? Куда теперь идти? Всю жизнь прятаться невозможно. А не прятаться можно лишь одним способом – вернуться в Онгарт. Королевой.
– Ты прав. Я принимаю твоё предложение, Эонор.
…Значит, война. Но ведь она уже начата…
15.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 24е - 26е.
Весь день Ниор, Фиэн и Эонор шли вместе. Ниор мрачно молчала. Алор смотрел вдаль, что-то шепча, или, может, думая вслух. Неунывающая Фиэн мурлыкала песенку.
Солнце немилосердно припекало. Тишину, стоявшую в степи, нарушал только стрёкот кузне-чиков в сухой траве. Небо было беспощадно ясным. Земля потрескалась от жары, пыль от ног взлетала облаком. Предгорья казались вымершими.
Оживать степь начинала только к закату. Откуда-то повысовывались ящерки, между камнями и пучками жухлой травы сновали, не пугаясь людей, рыжие мыши. Раз или два высоко в небе пролетел степной орёл.
Солнце скатилось в море где-то далеко за степью. Дорога разделилась – одна, широкая и на-езженная, вела в Алгарт, вторая, наполовину заросшая травой, – в Хон. Ниор и Фиэн пошли по алгартской дороге, Эонор же свернул в степь к Элритену. Встретиться договорились в Дэте.
Ночь девушки провели в степи, и ночь была тиха и спокойна. А в небе, только в конце лета бывшим таким ясным и высоким, искрами далёких костров горели звёзды…
Следующий день почти ничем не отличался от предыдущего, только что рядом не было Эоно-ра и прошли они на несколько миль меньше. А ночью ветер задул с севера. Сразу и резко похо-лодало.
В эту ночь Ниор долго не могла заснуть, но не от холода – к нему она привыкла…
…Всё ли я правильно делаю? Или всё – одна огромная ошибка? Даже если мы победим, кровь моего народа, моих братьев – её я с рук никогда не смою. Кем я стану тогда? Смогу ли править страной, которую завоюю? Да, именно завоюю, как бы я не называла эту войну, по сути, она будет завоеванием. И примут ли меня люди после этой… победы? Я ведь сама онгартка, я знаю – народ Онгарта легче уничтожить, чем подчинить чьей бы то ни было власти…
Я поднимаю… да нет, уже подняла меч против своей страны. Уже начала войну. Так что же я сомневаюсь? Теперь всё в руках Великих. Но сколько людей при этом погибнет, погибнет по моей и только моей вине? Будут умирать в боях алоры, отчаянные мальчишки и девчонки, вроде Фиэн и этого Эонора. Бесстрашные и неумелые, бессильные против онгартского строя щитов, сдерживавшего в сотни раз более страшный натиск…
Но будут гибнуть и онгартцы. Стальные воины, живущие боем, они тоже смертны. Среди них тоже есть неопытные мальчишки, как Тэвиан и те пятеро, и – такова война – именно они умрут первыми. Чья кровь мне дороже, о ком я буду плакать, за кого стану мстить? Я не знаю ответа…
Я уже начала бой. Анард, этот странный воин, пожелал мне нелегкой победы… тяжелей будет победить свою душу, которая – против этой войны. Которая не желает сражаться. Ещё тяжелей – решить, где мой путь. Нелегко выбрать одну из множества дорог, но трудней отыскать выход, когда стоишь у края пропасти, и единственная дорога – дорога назад, но ей-то и нельзя идти…
Где моя дорога? Сколько угодно трудная, лишь бы была!..
…Только на рассвете Ниор забылась коротким и тревожным сном.
16.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 26е.
Солнце ещё и не думало садиться, когда две девушки подошли к воротам Алгарта – тяжёлым, окованным сталью… и настежь распахнутым.
Когда-то этот город был онгартской крепостью, и строился он тоже как крепость. Стены были высокими и прочными, ворота – надёжными, способными выдержать любой натиск. И всё это было теперь никому не нужно… Ниор, горько вздохнув, отвела взгляд от стен Алгарта. Две девушки вошли в город.
Здесь было ещё многолюдней, чем в Диар-Хенлене. Сначала Фиэн не видела ничего, кроме спин и затылков. Многие шли в город.
– Конец лета, – проговорила Ниор, ни к кому не обращаясь. – Алгартская ярмарка скоро нач-нётся.
– Мы на ней побываем? – глаза Фиэн загорелись.
– Вряд ли мы будем ещё в городе, – покачала головой Ниор. – Ярмарка начнётся в День Нача-ла Осени, а сегодня ещё только двадцать шестое. Пять дней я потратить не могу.
– А сколько мы здесь пробудем?
– Чем меньше, тем лучше. Фиэн, если меня узнают в трактирах…
Алора, поняв, замолчала.
Ниор продолжила:
–Мы проживем в Алгарте два или три дня, заодно купим в городе всё необходимое, а потом – в Дэт. Мы зайдём к одной… моей знакомой. Да вот и её лавка!
Ниор подошла к крыльцу дома, над дверью которого висела вывеска травника, не стучась, открыла дверь и вошла внутрь. Фиэн последовала за ней. В лавке было тихо, светло, прохладно и просторно. За прилавком стояла девушка в простой белой рубашке и клетчатой юбке и что-то толкла в маленькой ступке. Ниор шагнула к прилавку.
– Лоро, Ольдинас, эт ильдиин фиа Андилар Дэрэ!
Девушка вскинула голову.
– Лоро, Ондр-Диар, эт берлитен фиаэн-лэрт! Этори элроон фиа? – говорила она на онгартиал чуть иначе, чем Ниор, с каким-то мягким акцентом.
– Эн элроо ри Лиот. Ал Онгарт лэон о’алинэ вальморин-оалэрнэ, – ответила Ниор.
– Аирэ нориа, аирэ стэр, – покачала головой девушка. – Онгарт алэан энэн-айсэр. Эн лэа но-риа Ниор-иэннэ, аирэ Ниор-Онгарт-роандин. Эн аиэллэре аэр фиа, арэ эн аэлре ал фиа.
Ниор только вздохнула.
– Дан аи… Тэриэ эт ал данэ.
Ольдинас протянула онгартке ладонь.
– Ниор… Тани лэан энэн-кирн.
Ниор сжала пальцы травницы.
– Тэриэ(3), – и внезапно перешла на Всеобщий, – Ольдинас, это моя подруга, её имя Фиэн. По-зволь нам пожить у тебя пару дней, пока мы в Алгарте.
– Конечно, живите! – воскликнула травница. – Уж этим мне стыдно не помочь! – и, так, чтобы слышала только Ниор, она прошептала:
– Твоя подруга знает о твоих врагах?
Ниор молча кивнула.
17.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 27е.
Алора и онгартка провели ночь у Ольдинас,– в большом двухэтажном доме травница жила одна и места было с избытком. В этом доме пахло степными травами, через большие окна лился свет, а ночью дул ветер с северо-запада, неся сразу и тепло прогретой за день степи, и прохладу недалёкого моря…
Фиэн проснулась, как её показалось, рано. Но, подняв голову с подушки, она увидела, что Ниор в комнате уже нет. Фиэн вздохнула, усаживаясь на кровати. Всё-таки она – не онгартка, и никогда ей не будет. Обидно. Ну а с другой стороны, Ниор никогда не стать такой, как алоры. И она ни за что не сможет назвать человека другом, не проведя с ним и недели – как это сделала сама Фиэн.
Алора встала, натянула рубашку и штаны…
И тут хлопнула дверь.
– А, ты уже встала?
Одежда на Ниор была вычищена до блеска, волосы старательно расчёсаны. Фиэн не сомнева-лась – клинок в вышитых ножнах тоже сверкает ярче звёзд. Когда только онгартка всё успевала?
– С добрым утром, – кивнула Фиэн.
– Тебя тоже. Одевайся.
– Я уже оделась. А зачем?
– Пойдем на торг. С утра лучше, народу меньше и цены не так набивают (Фиэн про себя хмыкнула – онгартец, умеющий торговаться? Воины Белой Страны, прямые и честные, даже не думали о том, что можно накидывать цену, платили столько, сколько с них просили). У меня вон и припасы кончаются, и кое-что тебе нужно прикупить.
– Что?
– Фиэн, как у тебя с оружием? Владеешь чем-нибудь?
– Ну-у… – протянула Фиэн, – стрелять умею…
– Хорошо?
– Попадаю девять раз из десяти.
– Лучше меня? – радостно удивилась Ниор. – Я – семь из десяти, если повезёт – восемь.
– Если повезет, то все десять. А, если сильно повезёт, да ещё постараться, могу и стрелу в стрелу вогнать.
Ниор удивилась ещё больше.
– Замечательно! А как с мечом?
– Фиэн поджала губы.
– Никак.
– Совсем?
– В руках не держала.
– Это можно исправить, – глаза у Ниор были одновременно и весёлые, и решительные. – Ты одевайся, чем раньше выйдем, тем лучше.
Фиэн набросила на плечи куртку.
– А что одеваться, я готова.
– Тогда идём, – и Ниор шагнула к дверям.
18.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 27е.
Алгарт был похож на Диар-Хенлен – как похожи сыновья одного отца от разных матерей. В Алгарте и улицы были шире, и дома – больше… И стены, хотя и ненужные, были здесь высоки и прочны, – в то время как в Диар-Хенлене вовсе не было стен.
Диар-Хенлен принимал чужих, как своих – там просто не знали слова «чужой». Алгарт же для всех открывал свои ворота, но чужак чувствовал себя здесь именно чужаком. Алгарт был род-ным сыном Онгарт-Роата, сыном, отрекшимся от отца, но сохранившим его кровь.
Ниор и Фиэн шли по главной улице. Было позднее утро, и уже вовсю шумел знаменитый на весь мир алгартский торг.
– Через три дня начало ярмарки, – проговорила Ниор. – Готовятся. Обычно здесь намного меньше людей.
– Ниор, а куда мы вообще идём?
– К моему старому знакомому,– ответила Ниор, – мастеру Фидоринэлю. Как тут всё измени-лось… Если бы не ярмарка, я бы давно нашла его мастерскую.
Они прошли мимо двух домов, свернули за угол, миновали ещё несколько зданий.
– Кажется, здесь, – Ниор остановилась перед дверью, расписанной затейливым орнаментом. Над дверью висел щит с гербом – алый кристалл, переходящий в лепесток светлого пламени. Ниор толкнула дверь и шагнула внутрь.
Мелодично зазвенел подвешенный к дверям колокольчик. Хозяин возник рядом, как из-под земли. На украшавшей его куртку пряжке Фиэн заметила тот же герб.
На первый взгляд оружейник показался Фиэн ровесником – лет самое большее семнадцати. Но увидев взгляд этого светловолосого юноши, алора мгновенно поняла – на самом деле он намного старше. Таким взгляд мог быть только у человека, прожившего на свете много лет, и счастливых, и горьких. А лицо мастера сочетало в себе несоединимое: тёплую, как у алоров, улыбку и по-онгартски суровые и горькие глаза.
– Линри, даэрэн Фидоринэль!(4) – проговорила Ниор, наклонив голову, на незнакомом Фиэн языке.
– Ты при кинжале – проверь, – онгартка сверкнула глазами.
Мастер рассмеялся, отбрасывая непослушную прядь волос:
– Нет, Ниор, мне мой кинжал ещё дорог!
– Дороже жизни низкорожденной смертной?..
«Низкорожденной смертной?..» – изумлённо подумала Фиэн, а, приглядевшись, тихо ахнула – из-под откинутых мастером волос выглянул кончик уха, длинный и заострённый. Оружейник был эльфом! Но ещё больше алора удивилась, поняв, что Ниор говорит с Бессмертным, в десят-ки раз старше неё и наверняка настолько же мудрее, как с равным, и он отвечает ей тем же.
– За чем пожаловала на этот раз, Ондрэниль?
– За хорошим клинком для моей подруги.
Фиэн едва не вскрикнула от удивления и возмущения.
– Выбирайте! – эльф широким жестом указал на увешанные оружием стены комнаты.
– Фидоринэль, за хорошим клинком, – с нажимом произнесла Ниор. – Или мне придётся из-менить мнение об эльфийской честности?
– Хорошо, – кивнул эльф. – Идите за мной.
19.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 27е.
Вторая комната мастерской, в которую Фидоринэль привёл девушек, была меньше и как-то уютнее. Видно было, что случайных посетителей сюда не пускали. Здесь на стенах тоже висело оружие, но даже Фиэн видела разницу между тем оружием и этим – как между первой флейтой ученика и инструментом мастера-алора… нет, как между флейтой, сработанной на продажу, и сделанной в подарок другу.
Ниор сняла со стены лёгкий изящный клинок.
– Твоя работа, мастер? Фиэн, погляди-ка!
Онгартка протянула клинок подруге – рукоятью: «Держи!» Девушка молча взяла его.
Меч был странно лёгок, руку он оттягивал не сильней взятой за лямку дорожной сумки. Вдоль клинка вилась гравировка – странные цветы, тонкие стебли…
– Красиво,– проговорила Ниор, глядя на подругу с мечом. – А сейчас держи-ка его покреп-че…
Одно слитное движение, и меч в руке Фиэн встретился с Диаргартом, и запел, опасно сгиба-ясь… Диаргарт серебряной молнией ушёл вниз.
– Так я и думала, – клинок Ниор вернулся в ножны. – Это меч для поединка, не для боя. В бою такой меч просто отбросят в сторону. Он слишком лёгок, моего удара в полную силу, и то не выдержит. Придётся подобрать потяжелей. Как тебе… скажем, вот этот?
В ладонях онгартки тяжёлый двуручный меч лежал, как влитой, но, представив себя с этим оружием, Фиэн похолодела.
– Ниор…
– Тебе нужен полегче?
И тут Фиэн не выдержала:
– Если на то пошло, мне вообще никакой не нужен! Я алора, Ниор, алора, а не воин!!! Я не умею сражаться, не умею и не хочу!!!
Ниор взглянула в лицо подруги. Жестокими, злыми глазами.
– Ты. Пошла. Со мной. Сама. Теперь тебя могут убить, алора, – просто за то, что ты со мной. А я могу не успеть тебя защитить… – и Ниор отвернулась. Фиэн показалось, что на глазах онгартки блеснули слёзы. Впрочем, скорей всего ей это только показалось – говорили, что камень и тот легче заставить плакать, чем воина Онгарта.
– Хорошо, Ниор, – Фиэн наклонила голову и на секунду закрыла глаза. – Помоги мне выбрать хороший клинок.
Ниор посмотрела на стену.
– Смотри-ка, северный меч!
Это было странное оружие – клинок длиной всего в два локтя, с рукоятью под четыре ладони и гардой причудливой формы.
– Какой… необычный… – проговорила Фиэн.
– Необычный, – неожиданно согласилась Ниор. – Я таким не владею и тебя научить не смогу, а жаль – этот меч бы пришелся тебе по руке. Жалко… Глянь-ка этот, – и Ниор взяла в руки простой одноручный меч эритской работы.
Фиэн приняла клинок из её рук. Рукоять лежала в ладони довольно неплохо. Это был легкий и удобный меч.
– Отчего же за неимением, Ондрэниль? – насмешливо проговорил Фидоринэль. – Ты так низ-ко ценишь мою мастерскую? Лучшего я тебе ещё даже не показывал.
Ниор фыркнула.
– Ненавижу эльфийскую скрытность.
– Уступающую, впрочем, онгартской, – не остался в долгу эльф. – Что же, если хорошее ору-жие вам не подошло, идёмте смотреть лучшее.
20.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 27е.
Третья комната мастерской больше напоминала чулан. Нет, скорей хранилище драгоценно-стей, королевскую казну. Хранившегося здесь хватило бы, чтобы вооружить небольшой отряд с головы до ног. Клинки, луки, доспехи, и здесь же – посохи и жезлы, и украшения, и ещё множе-ство предметов, о назначении которых можно было только догадываться, и всё это – великолеп-ной работы… Глаза у Фиэн разбежались. Пожалуй, будь драгоценностей поменьше, попадись алоре что-нибудь одно,– она пришла бы в восторг. Но сейчас во множестве вещей терялась красота каждой, а взгляд Фиэн не мог задержаться ни на одной.
Пока не упал на лежащий в углу меч в простых кожаных ножнах.
Сам по себе клинок тоже был бы прост – незамысловатая гарда, обычная, перевитая кожей, рукоять, – если бы не навершие. Оно напоминало не то сплетённые корни, не то гибкие пальцы, поддерживавшие гранёный рубин цвета закатного солнца.
Фиэн никогда не тянуло к оружию. В мечах она видела лишь опасность, не холодную и гор-дую красоту, за которую немало готов отдать истинный воин. И всё же от этого меча алора не смогла оторвать глаз. Она шагнула вперёд и положила ладонь на его рукоять.
Мастер Фидоринэль улыбнулся.
– Я так и думал. Ты выбрала тот самый меч…
– Я пока ничего не выбрала, – попыталась возразить Фиэн и залилась краской.
– Но этот клинок тебе понравился.
– Это правда, – согласилась алора. – Только… зачем мне такое оружие, я его не заслуживаю. Да и денег у нас с Ниор не хватит…
– За такое оружие я не беру денег, – покачал головой эльф, – Оно ведь мне не принадлежит, только хранится и ждёт хозяина… но этот меч своей хозяйки, похоже, уже дождался. Бери клинок, алора Фиэн, он – для твоей руки.
Девушка взялась за рукоять второй рукой и с ловкостью, удивившей её саму, обнажила клинок, сверкнувший солнечным лучом в полутьме комнаты. Фиэн с изумлением поняла, что меч лёгок, как тростинка, хотя казался он очень тяжёлым. Рука алоры невольно взлетела вверх в победном жесте. На клинке вспыхнули руны Аллоргента и Онгарта, и, в который раз удивляясь самой себе, Фиэн легко прочитала имя меча: Ибэртейне-Хенлендэнар, Закатный Луч.
Примечания.
1. Восстание Теалирда – восстание элтцев против власти Онгарта в 2599-2600 году по онгартскому летоисчислению под предводительством вождя Теалирда. В результате этого восстания онгартцы потеряли Западные земли до Закатного Хребта.
2. Фиэт-Вальморгарт-Роат – «Восточная крепость в Тёмных горах», первоначальное название Моргарта.
3. онгартск.
– Здравствуй, Ольдинас, да хранят тебя Великие Боги!
– Здравствуй, Ниор, да сверкает твой клинок! Откуда ты (пришла)?
– (Я пришла) С Севера. В Онгарте начались тёмные времена.
– Для тебя?
– Пришло время сверкать клинкам… Ольдинас, друг ты мне или враг?
– Не друг, но и не враг. Онгарт – не моя земля. Я друг Ниор-человеку, а не Ниор-королеве Онгарта. Я не встану против тебя, но и за тобой не пойду.
– Что же… Спасибо и за это.
– Ниор… Вот моя рука.
– Спасибо. (Тэриэ – онгартск. «Спасибо», от тэри – благодарить)
Ну что... жить я буду, это точно. Но вот насколько долго - большой вопрос.
ЕГЭ по алгебре у меня сегодня. Ни балрога лысого не знаю. Знаю явно меньше, чем надо. Не получить бы трояк, медаль кирдыкнется...На четыре написать надежда в принципе есть... Да рауг с надеждой, я не Финарато, я и без надежды пойду и сдам... Маэглин, изыди!
В общем, как можно уже заключить из всего предыдущего, у меня сегодня экзамен, шансы сдать который - процентов 40 против процентов 60, что завалю его к собачьей бабушке...
Так что просьба хотя бы поматерить меня, что ли... а то Финрод воспитанный, Эдрахиль воспитанный, а Айменелу таких слов ещё знать вообще не положено.Может, Единый будет милостив, и сдам я эту дрянь...
Так, ещё он мне сомневаться будет... Сдашь и всё!!! Сдашь и всё, я сказал!!! Маэглин, ещё раз изыди!!!
@музыка:
Иллет и Финрод-Зонг
@настроение:
не в том беда, что автор идиот, а в том беда, что песня не допета...
Полустёбом обзывать себя "Ниэнной номер ещё один", благо совпадают паспортное имя, голос, рыжая грива и манера письма - это всегда пожалуйста.
Но...
Мы сидели с Финродом, и обсуждали, что же на "Лэйтиан" делать с поединком, а точнее, сауроновской его частью, ибо свою Финрод почти дописал, и как это стыковать, чтобы не вышло совсем уж в Валиноре Феанор, а в Эндорэ Моргот. Предложение с моей стороны помочь с сауроновской частью, вот не помню, было ли произнесено вслух, но сама идея была (играю я, если что, Берена ).
На момент разговора в моих руках была гитара. И я что-то на ней посредством известных мне пяти с половиной аккордов пытался играть.
И - в какой-то момент я поймал себя на том, что руки выбивают совершенно в ниэннином стиле мотив (даже не в ниэннином, а в сауроновском в исполнении Ниэнны).
А из зеркала напротив, со странно белого лица в обрамлении странно тёмных волос, на меня смотрят абсолютно чужие и абсолютно чёрные глаза.
И на губах отражающегося в зеркале играет жестокая и кривая усмешка.
А в душе - ненависть и безразличие...
Пальцы попытались сменить мелодию - не смогли. Вернее, смогли, но мотив получился в стиле предыдущего. И в третий раз - то же.
Схватился за флейту - вместо музыки отчаянный крик, иначе это нельзя было назвать...
... и всё это время - мои чужие глаза...
Если бы гитара не была финродовской, я бы её просто отбросил - она мне буквально жгла пальцы.
Потом я долго отходил от своего глюка. Цеплялся за Финрода и пытался объяснять ему, что со мной опасно связываться. Финрод возмущался и орал, что никогда и никуда меня не бросит...
... а я был в шоке.
Ни за что на свете не стану играть Саурона. Хотя очень хочется. Вот именно поэтому и не стану.
Героизм - это следствие свободы выбора. Это умение выбирать и готовность принять последствия...
Может быть, и необязательно обозачать понятия "выбирать" и "принимать" одним словом, но отрицать тесную связь между ними - бессмысленно. Потому что выбор делает выбором именно готовность принимать последствия. Иначе это глупое мальчишество, напакостить и за юбку.
Героизм - это умение принять. Это знание, что за всё в своей жизни ты отвечаешь сам.
Но героизм - не отсутствие страха. Страха не чувствуют дураки и покойники... (интересно, к кому из них отношусь я? Сколько пытался найти в себе какой-нибудь страх серьёзней отвращения к змеям и тараканам - не нашёл...) Это способность преодолеть себя, шагнуть вперёд даже не несмотря на то, что страшно, а именно потому что страшно. Именно способность перешагнуть через себя, через свой страх, через такую абсолютную ценность, как собственная жизнь, делает героем или предателем. Делает зачастую раз и навсегда...
...какие смешные банальности я тут говорю, правда?..
@музыка:
Кошка Сашка - Стая, Клубочек, Ромео и Джульетта - La Haine
@настроение:
Прогуливаю консультацию. Да, дурак. И мне плевать, что дурак.
Комментарий. Если неинтересно - проматывайте. Это отрывки, а, вернее, начало, совсем другой книги. Поэтому с предыдущими выложенными отрывками общее - только сам мир, в котором происходит действие, да упоминания о некоторых героях. Ибо между временем действия предыдущих отрывков и этого начала опуса - почти пять тысяч лет по времени этого мира (Киаминт он, кстати, называется).
Далее. У этого опуса есть сюжет, он не осколочен, однако... несмотря на то, что опус этот дописан (две с половиной тетради по 96 листов ), сейчас он пребывает в авторской правке, поэтому, докуда доправлено, я выложу, а кому понадобится продолжение, пинайте меня прямо тут, или по асе, или даже вживую, кто имеет такую возможность.
Ещё далее. Стиль у текста немножко иной, чем у всего предыдущего... а вообще, для тех, кто поймёт: этот текст по отношению к предыдущему представляет примерно то же, что ВК по отношению к ЧКА. То есть, для тех, кто не в курсе: всё предыдущее - апокриф, да ещё и с тёмной стороны во многом написанный (вот почему я разрешил ругаться на меня Ниэнной №*** ). А это - канон, да ещё и изначальный. То есть, собственно, с него мир и начинался...
Впрочем - читайте сами. Всё равно мнения автора и читателей совпадают случаях в четырёх из десяти...
Лес шумел над головой. Деревья плавно покачивали ветвями, серебристо-зеленые листья тихо шелестели в прохладном воздухе ранних сумерек. В лесу стояли тишина и полумрак, и только странник-ветер свободно гулял между высокими колоннами стволов. Лес жил своей тайной, никогда не открывавшейся чужакам, жизнью.
Золотой вечерний свет ложился на траву и яркий, изумрудного цвета, мох. Где-то недалеко шумел, перекатывая мелкие камешки, ручей…
По этому лесу шёл, останавливаясь, широко раскрытыми от восхищения глазами глядя на всё вокруг, молодой воин. Его ноги мягко, бережно ступали по шёлку мха, ладони плавно отводили в сторону серебристые ветки.
Воин подошёл к ручью. Хрустальная вода отразила его худощавое лицо с правильными чер-тами, ярко-зелёные глаза, пряди тёмных волос, падающие на белый (или, вернее, когда-то бывший таким) плащ…
Он опустил в воду руки – так же бережно, как делал всё остальное. Руки у него были тонкие, но сильные, с чуть заметными прожилками вен. Воин зачерпнул ладонью воды, медленно, с наслаждением, выпил, зачерпнул ещё раз…
Пил он долго, но, наконец, поднялся и пошел назад, к высокому дереву на небольшом холме. Его плащ распахнулся, открывая стройную фигуру…
… Фигуру, способную принадлежать только девушке.
Она села под деревом, посмотрела на медленно темнеющее небо, на котором уже загорелись первые звезды, а потом, сбросив с плеча дорожную сумку, откинулась на спину.
– Я свободна… – прошептала она. – О, Великие, спасибо вам! – и, ещё раз, голосом челове-ка, не верящего в своё счастье, повторила, - Свободна!..
2.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 17е.
Разбудил её тихий плеск ручья. Сквозь ветки деревьев проникал утренний свет, на стволах играли солнечные зайчики, по земле скользили тени качающихся веток…
Она не помнила, когда и как успела заснуть, не знала, сколько проспала. Память сохранила только мерцающие над головой звёзды и пьянящее чувство свободы. Серебряный лес казался сейчас золотым от утренних лучей. Из низин полз прохладный туман. Где-то наверху заливались птицы. И только ветер шептался с ветками совершенно по-вчерашнему.
Девушка потянулась и встала. Подняв с земли сумку и поправив плащ, она легкими шагами направилась к ручью. Опустившись на колено, она плеснула водой себе в лицо. Капли хрусталь-ной воды алмазами осыпали её тёмные волосы. Девушка встряхнула головой. Пряди волос упали на лицо, закрывая глаза. Девушка лёгким движением смахнула волосы с лица, звонко, свободно рассмеялась и запела.
- Эри сианте эла накерэ,
Ина хоэйнэ даина тэре,
Эна олиэ асэла ирэ,
Идэла она а ирэ энэ...
Допев последние слова, она снова рассмеялась, в изумрудных глазах заплясали озорные огоньки. Впервые за свои неполные двадцать лет она была по-настоящему счастлива.
Ещё раз поправив плащ, девушка перепрыгнула ручей и шагнула в заросли.
3.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 17е.
Она шла, не переставая тихонько напевать, но и не теряя бдительности и внимательно глядя по сторонам. Не потому, что она чего-то опасалась – в этом лесу, в Аллоргенте, бояться было нечего, – просто она с детства привыкла к осторожности.
Эта девушка была онгарткой, родившейся и выросшей в Северном Королевстве, хотя и не чистокровной – изумрудные глаза девушки выдавали её родство с эритянами, людьми Южной расы. Но – только глаза, да, пожалуй, слишком тонкие для чистокровных онгартцев черты лица. Душа её была душой истинного воина Онгарта, не ведающего страха, и всю жизнь свою подчи-нившего законам чести.
Имя у девушки было короткое и звучное – Ниор.
Она не знала толком, куда идёт. Еды в котомке было на пять дней пути, впроголодь – на неде-лю. Этого вполне хватило бы, чтобы добраться до Берт-Алгарта, Западных Предгорий, но Ниор почему-то шла на юг, в земли Эрита. Хотя, скорей всего, она просто не хотела покидать лес Аллоргент, мирный, тихий лес, где не могло быть даже мысли об опасности, привычной любому онгартцу.
И – она продолжала идти – не зная, куда, не думая, зачем…
4.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 17е.
Весь день Ниор прошагала, не останавливаясь даже чтобы поесть, лишь время от времени на ходу глотая воду из привязанной к поясу фляжки. За её спиной осталось больше десятка лиг.
День близился к закату. От прогретой земли слегка парило; как всегда в конце лета, было теп-ло, но не жарко. Пахло травами, древесной корой; из ложбины, от реки, тянуло сыростью. Голубоватый дневной свет сменялся золотым вечерним.
В Аллоргенте безопасно и ночью – если не пытаться под покровом темноты проникнуть в его запретные уголки. Этого хозяева никому не простят, дерзкий повстречается со стрелой из аллоргентского лука, пущенной не знающим промахов Стражем. Но ни один Страж не тронет смертного, если тот просто идёт через лес, а уж ищущему помощи и подавно не откажет. Пото-му-то в Аллоргенте, как ни в каком другом лесу, можно спать прямо на земле, не выставляя охраны.
Так Ниор и собиралась поступить, когда до неё донесся от реки мелодичный звук, не похожий ни на журчание воды, ни на пение птиц, ни на иной лесной шум. Ниор замерла, напряженно вслушиваясь. Звук повторился – начиная мелодию. У реки пела флейта. Осторожно, прячась за деревьями, девушка направилась к реке. А флейта заливалась всё громче, захлебываясь собст-венной песней, полной детской радости, радости, в которую сама Ниор уже давно не верила.
Деревья кончились, начались заросли папоротника и болиголова, (кое-где скрывавшие до-вольно рослую Ниор с головой). Раздвигая курчавые листья и высокие, уже начавшие сохнуть стебли, она медленно шла вперёд.
Отведя в сторону очередной лист папоротника, она неожиданно для себя самой оказалась на берегу реки. Над самой водой стояли тысячелетние ивы, толщиной в несколько обхватов, с корявыми толстыми ветками. На одной из веток сидела и играла на флейте девушка в ярко-голубой куртке.
Окончив мелодию, девушка спрятала флейту в пришитый к поясу чехол и запела. Пела она на Западном Языке, высоким и звонким голосом; слова песни ложились простым и красивым узором.
–Тейя рино эйно эре;
Тая лэе айне тени.
Дея тиер эйло инне,
Лирне иэ хеа-ниро…
Девушка пела настолько задорно и весело, что Ниор не выдержала и рассмеялась. Девушка вздрогнула и обернулась, но не испуганно, а, скорей, удивлённо. А потом звонко захохотала сама.
–И здесь от слушателей не скроешься, – проговорила она сквозь смех. – Что вам спеть ещё, госпожа онгартка?
Ниор едва устояла, согнувшись от приступа хохота.
– Меня зовут Ниор,– произнесла она, отдышавшись, – Ниор Ондр-Диар, дочь Эниара, сына Эльмира, сына Элридора, из Онгарт-Роата.
–Онгартские имена, как и онгартские песни, красиво звучат, – девушка улыбнулась, – но за-поминанию обычно не поддаются.
–Ладно, просто Ниор,– кивнула онгартка, – Ну а ты?
–Я? Фиэн, алора Фиэн из Орта. Что-то ещё?
– Да нет, ничего…
– А я думала, мне нужно перечислить предков до десятого колена…Ну что, дочь Эниара, со-изволишь ли ты забраться ко мне, или мне к тебе спрыгнуть?
Ниор снова расхохоталась.
– Сиди, алора из Орта, я сейчас к тебе залезу!
Она, пробежавшись по берегу, прыгнула на наклонный ствол и вскарабкалась по нему. Фиэн, сидевшая лицом к реке, развернулась к своей новой знакомой. Ниор тоже уселась и стала разгля-дывать девушку.
Фиэн была ещё выше, чем сама Ниор, довольно худощавая, но и не совсем тощая; бронзово-загорелая с огненно-рыжими, обрезанными до подбородка кудрявыми волосами, глаза – тёмно-бирюзового цвета. Лицо у неё было почти круглое, веснушчатое, с вздёрнутым носом, очень доброе, открытое, и постоянно улыбающееся.
– Послушай, дочь Эниара, – начала она, и её улыбка стала немного смущённой,– у тебя, слу-чайно нет… Ну, пожевать?
Ниор прыснула в кулак.
–Ты чего? – слегка обиделась Фиэн.– Просто у меня еда кончилась ещё вчера утром…
В этом лесу и есть-то не хочется, – задумчиво проговорила Ниор.
–Верно, не хочется, но пожевать-то что-то надо! – сквозь загар на лице Фиэн проступила краска.
Ниор полезла в сумку. Сухари попались под руку сразу. Она выгребла горсть.
–Будешь?
–Буду, – кивнула Фиэн. – Я сейчас съем даже плохо прожаренные сапоги…
Ниор протянула сухари Фиэн, а себе достала ещё горсть. На некоторое время повисла тишина, нарушаемая только хрустом сухарей.
– А запить есть?
Ниор молча подала девушке полупустую фляжку. Фиэн одним глотком выпила всё, что в ней оставалось. Потом она ловким, кошачьим движением свесилась с ветки, зачерпнула воду из реки, снова опустошила фляжку, зачерпнула ещё раз, и только тогда отдала фляжку Ниор.
Ниор только хмыкнула. И сама выпила полфляжки.
Фиэн взглянула на неё жалобными глазами.
– А заесть?
Ниор закашлялась – смеяться сил уже не было – и начала шариться в сумке.
– Есть солонина и ягоды. Вяленые.
Лицо алоры стало задумчивым.
– Солонина – это не заесть, а объесться. А ягоды сойдут.
Ниор набрала две горсти рассыпавшихся по всей сумке ягод. Одна досталась Фиэн, а вторую Ниор, взяв несколько ягодин, бросила обратно.
И стала с интересом наблюдать за своей новой знакомой. Алора клала на сухарь сразу по не-скольку ягодин и ела так.
– Сколько тебе лет? – спросила вдруг она, обращаясь к Ниор
– Без двух месяцев двадцать.
Фиэн отгрызла ещё кусок сухаря.
– А мне шестнадцать. Я родилась в Орте, училась в Дримме у Алоры – до этой весны. С эборнина (2) – свободная алора. Пару месяцев прожила в Вэрле, потом не выдержала и пошла…
– Куда?
–А Повелитель его знает! Просто пошла. Не знаю, куда. Пока что на север.
– Не лучшее ты выбрала место, – проговорила Ниор. – В Онгарт-Роате сейчас такое творит-ся…
– А, ты же оттуда, – Фиэн хрупнула очередным сухарем. – Ну и что там твориться «такое»?
– Ничего хорошего, – выговорила Ниор тихо, не глядя ей в глаза.
– Ты из-за этого ушла оттуда?
Ниор молча кивнула. Фиэн понимающе вздохнула. И отправила в рот остатки последнего сухаря.
5.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 17е.
– А теперь что?
– Как что? – хмыкнула Фиэн. – Спать, конечно. Дело-то к ночи…
– Прямо на дереве?
– А что такого? Или предлагаешь на мокром мху спать?
– Да он совсем не мокрый!
– Эте эне, – качнула головой Фиэн.
– Что?
– Кому как. Я, во всяком случае, останусь на дереве, – Фиэн взглянула вверх, – там повыше развилок есть удобный.
– Нет, мне в любом развилке неудобно. Лучше уж на стволе – по крайней мере, лёжа.
– Эте эне,– повторила Фиэн, – Если ты остаёшься тут, то я полезла в развилку.
Всё так же по-кошачьи ловко алора вскарабкалась наверх, не хрустнув и веткой. Вскоре отту-да донеслось её тихое посапывание.
Ниор растянулась на кривом стволе.
… Снова в хрустальной вышине загораются звёзды. Снова что-то поёт вода. Снова пьянит сильнее вина чувство свободы…
Но рядом спит молодая алора. Девушка, которой незачем её предавать и не за что её ненави-деть. Девушка, которая способна стать настоящим другом.
…Может, это даже ценнее свободы…
6.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 18е.
Луч солнца пробежал по щеке, скользнул по сомкнутым векам. Ниор проснулась.
Это утро было ещё лучше предыдущего, – золотисто-розовое, чуть туманное утро позднего лета.
– И как я могла раньше в такое утро спать под крышей? – подумала она вслух. – Фиэн! – крикнула она, подняв голову, – Фиэн, что ты там делаешь?
–Спу, – отозвался голос сверху. – То есть, спаю.
–Кончай спать! Смотри, какое утро!
–А я и смо… Мама!!!
Сверху посыпались ветки, какая-то труха, а следом за ними вниз полетела Фиэн.
Окончился её полёт в реке на мелководье, где она несколько секунд пробарахталась, а потом, хватаясь за поросль ивняка и шумно отфыркиваясь, выбралась на берег. Отряхнувшись по-собачьи, она крикнула: «А утро, и правда, ничего себе!» – и звонко рассмеялась.
Ниор спрыгнула на землю, быстро умылась.
– Ниор, – проговорила Фиэн за её спиной, – а завтрак будет?
Девушка заглянула в сумку, проверяя запасы.
– Будет. Но тогда не будет обеда. И ужина тоже.
Фиэн скривилась.
– Неужели я столько съела?
Ниор кивнула.
– Нуу…Тогда лучше пообедать.
Онгартка развернулась к Фиэн.
– А мы сегодня обедаем вместе?
Алора опустила голову.
– У меня есть нечего. Конечно, если ты против, я…
Ниор положила руку ей на плечо.
– У меня хватит еды. Нам по пути?
– Я шла на Север, – проговорила Фиэн.
– А я с Севера. Я хотела добраться хотя бы до границ Эрита, но…
Фиэн кивнула. Если человек выходит в путь один, на случайных попутчиков он припаса не берёт.
– В Онгарте он называется так? Ладно, пусть Хенленгарт. Так мы до него доберёмся?
– Мне кажется, да, – неуверенно проговорила Ниор.
–Ты там раньше была?
– Да, около пяти лет тому назад, – кивнула Ниор. – А что?
– Я как-то ездила на алгартскую ярмарку… Там так странно, в Алгарте, я имею в виду… Как это по-онгартски?
– Западные Предгорья? Берт-Алгарт.
– Да, Берт-Алгарт. Странное место: вроде и всё как дома, а совсем по-другому…
– А мне там понравилось, – сказала Ниор, – Там все свободны; делают, что хотят, а не что должны…
– Должны-ы? – протянула Фиэн. – Не-ет, этого я не понимаю. Если обещал или любишь, это одно, а так, если должен Повелитель знает что, кому и почему…
– Хорошо тебе. А я с рождения должна.
– Это потому, что ты онгартка, да ещё и знатного рода… И не спрашивай, откуда я знаю, у вас это по лицу видно...
Но Ниор уже не слушала, думая о своём.
–А, может,… Фиэн, давай дойдём до Алгарта, запасёмся всем необходимым…можно и коней купить, моих денег должно хватить…и тогда – в Эрит?
– А что, – Фиэн почесала подбородок, – хорошая мысль! Говорят, эритскую осень нелегко забыть…
7.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, с 18го по 21е.
Между Аллоргентом и Алгартом всегда удивительно красиво, а в конце лета – особенно. На два дня пути тянулась холмистая безлесная равнина, за которой начинались предгорья Ондр-Хенленгарта, Белого Закатного Хребта. Где-то посреди этой равнины стальной лентой вилась Ондргарт, а вдоль неё бежала дорога из Онгарт-Роата на юг, у Мейларант делившаяся на Вэрлскую, Рутенскую и Эллаорнскую дороги…
Но девушки шли безо всяких дорог – удобные пути были для них слишком долгими. Южную дорогу они пересекли ещё в первый день, по одному из множества висячих мостов переправи-лись через Ондргарт и остальные полдня брели холмами, к вечеру добравшись почти до предго-рий. На второй день они шагали предгорьями на юг вдоль Ондр-Хенленгарта. На третий день по узкой тропе перебрались через горы.
К вечеру третьего дня закончилась еда. В этот вечер голодная Фиэн долго ворочалась, прежде чем уснуть.
Утро четвёртого дня было жарким. Но, несмотря на жару, Ниор не сняла даже плаща, не говоря о куртке.
На четвёртый день они спустились с гор и вышли на широкую алгартскую дорогу. А к вечеру вошли в город под названием Диар-Хенлен, Звезда заката.
8.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 21е.
Они шагали по одной из улиц Диар-Хенлена. Дома из красного камня почти смыкались кры-шами над головой, и небо между ними виднелось узкой, но необыкновенно яркой полоской.
Города на западе к закату только начинали оживать после полуденного зноя. Было уже не так душно, от прогретой мостовой приятно тянуло теплом, дул лёгкий ветерок. Улицы были полны народа. То и дело мимо проходили алгартцы – небольшими компаниями, алоры – по одному-по двое. Вэрлцы и элтцы попадались навстречу гораздо реже и держались обычно группами по несколько человек. Один раз мимо них прошёл онгартец, проводивший девушек пристальным взглядом.
Впрочем, сама Фиэн тоже внимательно приглядывалась к своей спутнице. Молодая алора всегда о многом догадывалась – пары случайностей ей хватало, чтобы сделать совершенно правильные выводы. А уж когда это были не случайности, и их была не пара…
Фиэн сразу поняла, что онгартка – из северных вождей, прирождённых воинов. Но сейчас, когда Ниор шла с гордым и величественным видом, а солнечные лучи ложились на её волосы золотой короной…
« Вождь? Ну-у… Не верю, всё равно не верю. Здесь что-то большее. Или, может, все-таки...? Нет, не верю…»
Но вопросов Фиэн задавать не стала:
« Повелитель с ним, там видно будет».
Ниор в это время смотрела по сторонам, читая вывески. Изящные знаки эритского Эртена, простые и чёткие онгартские руны, грубоватые алгартские значки легко складывались в слова… Ничего не говорили Ниор только буквы алорского алфавита.
Однако все вывески были не теми, что она искала.
– Вот не везёт… – пробормотала Ниор. Но тут её взгляд упал на старую вывеску над дверью трёхэтажного дома. Крупно, онгартскими рунами, но на Всеобщем языке, на вывеске стояло: «Трактир «Золотая жила»», а ниже, мельче и почему-то по-алгартски, имя хозяина (судя по тому, как истёрта была в этом месте вывеска – многократно переправлявшееся) – Эрли Лотт.
Ниор остановилась и потянула за ручку.
– Нам сюда.
9.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 21е.
В трактире было шумно, людно, стоял сизый дымок, и пахло крепким пивом. Ниор указала спутнице на свободный стол. « А ты?» – глазами спросила Фиэн. Ниор лишь махнула рукой и шагнула в толпу. Фиэн осталась одна.
Она огляделась. Хотя через воздух, густой, как сметана, видеть можно было с трудом, людей Фиэн сумела различить. За соседним столом пили пиво трое вэрлцев и алор. С другой стороны прихлёбывали вино эритяне – семеро русоволосых парней, старшему из которых было около двадцати пяти, а младшему – едва ли шестнадцать. Торговцы, подумала Фиэн, из Мириэна или Кинтрита. В углу сидел мужчина-онгартец – насколько могла видеть Фиэн, единственный в трактире. Но больше всего было мужчин среднего роста, загорелых, с выгоревшими на солнце каштановыми волосами, в пропылённой насквозь красно-коричневой одежде – горняков и ремесленников Берт-Алгарта. Случайно взгляд Фиэн упал на четвёрку гномов…
«Хорошо хоть эльфы по трактирам не шатаются…»
Ниор в это время пробиралась через толпу к трактирной стойке, за которой суетился малень-кого роста толстячок. Подойдя поближе, Ниор наклонилась к нему и вполголоса произнесла:
–Лоро (3), Эрли!
Толстячок мгновенно поднял голову и прямо-таки впился глазами в лицо Ниор.
– Повелитель меня побери… – прошептал он. – Андилар дэрэ, лоргент эт гарт дэрэ!.. (4) Ниор, Ниор Ондр-Диар, дочь…
– Тише ты, – прошипела Ниор. – Не кричи на весь трактир!
– … Эниара! Какая встреча! Сколько лет, сколько зим!
– Что-то около четырёх… Эрли, да не ори ты так!
– Давненько же ты у нас не была! Теперь надолго? А что нового в Онгарте? А как твой отец? – вопросы сыпались из трактирщика, как горох из дырявого мешка.
– Погоди, Эрли, ты не знаешь? – перебила его Ниор, – Ты же всё узнавал первым…
– Ниор, ты это о чём? – пробормотал Эрли удивлённо и обиженно – как это, он, да чего-то не знает!
– Отец умер три года назад.
– Ай, а какой был человек…– сочувственно покачал головой Эрли, и тут же подскочил ошпа-ренным котом: – Постой, как – умер? Но, если он умер, то ты же тогда…
– Эрли, молчи!!! – Ниор судорожно сжала кулаки. – И называй меня просто Ниор, отцовское имя даже упоминать не смей!
– Что у вас там, в Онгарте, во имя Окэно (5), творится?! – трактирщик сам не знал, обижаться или пугаться.
– Эр-р-ли!!!
Трактирщик замахал руками:
– Понял, понял, понял!!!
Не дав ему задать больше ни одного вопроса, Ниор заговорила сама:
– Послушай, Эрли, я не одна, со мной ещё девушка, и мы со вчерашнего вечера ничего не ели.
– Так вы голодные? Ниор, что ж ты сразу не сказала?
– Я бы сказала, – в зеленых глазах онгартки заблестели стальные искры, – если бы не толстый дурень-трактирщик, которому к тому же не терпится потерять любопытный нос, так и лезущий не в своё дело.
Эрли, вздрогнув, отвёл взгляд.
– Прости, госпо…Ниор, прости уж старого болвана! А где твоя спутница?
– Там, за столиком… Эрли, у меня от твоих разговоров в желудке танцы начинаются!
–Что будете, гос…ах ты, Ниор?
– На твой выбор. Да, налей нам кинтритского, давно его не пила. Если ты найдёшь наш стол, то я пошла туда. – И, уже отходя, Ниор добавила: – И ещё, дай нам, пожалуйста, комнату.
10.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 21е.
Когда Ниор подошла к столу, она обнаружила, что Фиэн не одна. С ней сидел парень, одетый в ярко-зелёную короткорукавую рубашку, с золотистыми, длиной до подбородка, волосами. За плечом у парня висела арфа в кожаном чехле.
– Знакомого встретила? – спросила Ниор, пододвигая себе стул.
– Это Эонор, – кивнула Фиэн, – мы встречались, когда я … когда мы учились у Алоры. Эонор, а это Ниор. Она с Севера.
– К твоим услугам, Ниор с Севера, – алор улыбнулся. Голос у него был приятный и мелодичный… как же он должен петь!
К столу подошёл Эрли с большим подносом.
– Вот, Ниор, жаркое и вино, два бокала…
– А третий? – подал голос Эонор. – Про меня, как всегда, забыли?
– Тьфу, Эонор! – Эрли даже сплюнул на пол. – Откуда ты только взялся, пролаза? Ведь тебя же здесь не было!
– Взялся, как и все добрые люди, от отца с матерью, – Эонор подмигнул трактирщику, – а вот что меня здесь не было, спорить не стану. Эрли, скажи мне, ты накормишь меня чем-нибудь кроме разговоров?
Трактирщик хмыкнул
– Если ты, Эонор, заплатишь чем-нибудь кроме песен.
– Сначала товар, потом плата. – Алор блеснул зубами. – Принеси мяса и стакан кинтритского, хорошо? Кстати, хозяин, нет ли табака?
– Ещё табака ему, – с напускной сердитостью проворчал Эрли. – Толку с вас, алоров, чуть, а едите, что кони.
– Не хочешь кормить, так и скажи.
– Уже несу, – Эрли убежал, а вскоре вернулся с тарелкой и кружкой:
– Кинтритского больше нет. Вэрлское.
Эонор скривился.
– Сразу бы воду принёс. Ладно, чего не примешь от доброго хозяина... – большим глотком алор ополовинил кружку, – Чем с тобой расплатиться, монетами или всё же песней?
– Песней Повелителю заплатишь, – буркнул Эрли, – а мне давай деньгами. Полдиара(6) с тебя.
– За это… кхм… вэрлское – полдиара? – Эонор округлил глаза. – Да элтцы так не грабят!
– Четверть диара, и петь будешь, пока последний посетитель не уйдёт, – произнёс Эрли то-ном, не допускающим возражений.
– Ладно, Повелитель с тобой, – алор бросил на стол монету. – Фиэн, будь добра, мою арфу.
Девушка ловко вынула инструмент из чехла и протянула Эонору. Он тронул струну, другую, и заиграл – сначала тихо, потом всё громче, – а затем с мелодией песни переплёлся голос алора – и голос звучал красивей струн арфы:
– Оили энни астеин риани,
Эйнии ани этини?..
« Кто ты, та, что рядом со мной,
Чужая или любимая?..»
Лишь к концу песни Ниор заметила, что вместе с алором поёт Фиэн… да что Фиэн! Половина трактира знала песню и подтягивала, как умела.
– Эонор! – крикнул молодой алор из-за соседнего стола – тот самый, что пил с вэрлцами, – Спой алорину «Дорогу»!
– Сейчас, Элар, – кивнул Эонор. – Ты с тариэ(7) ?
Названный Эларом качнул головой. Эонор с сомнением посмотрел на свою арфу, а потом махнул рукой и заиграл.
– Для чего нам дорога, которой идём?
Для чего песня та, что в дороге поём?
Для чего за рассветом приходит закат?
Для чего не вернуть наше утро назад?
Для чего наши мысли и наши дела?
Для чего моя мать мою жизнь мне дала?
Не ищу я ответа – я делаю шаг.
Я не знаю, зачем. Я иду – просто так.
Эту песню в трактире, похоже, не знали – ни один голос не присоединился к Эонору, пока он пел. Но, когда алор смолк, возгласы одобрения посыпались со всех сторон.
– Эонор, здорово!
– Молодчина, Эонор!
– Поздравляю, – Элар, поднявшись, хлопнул Эонора по плечу, – скоро ты сравняешься с са-мой Алорой!
– А, мне это уже три года говорят, – отмахнулся Эонор, – а я так и не сравнялся. Эй, народ, что спеть?
– Эонор, – поднялась с места девушка-северянка, («Откуда она только здесь взялась?» – по-думала Ниор) сереброволосая, в светло-сером платье, тоненькая, почти прозрачная, – Эонор Берт-Фирит(8), спой «Хранительницу»(9) ! Я прошу тебя! – и тихо, про себя, девушка добавила. – Жаль, что ты не знаешь её на Онгартиал…
И тут словно какая-то сила сдёрнула Ниор с места:
– Я знаю! Играй, Эонор!
Алор легко провёл рукой по струнам, полилась мелодия, знакомая Ниор с детства… Онгартка запела.
– Сэртон валмор. Диар-дэнар «Сходились тени. Звёздный свет
Аэлроон ал аффэл сэйрн, Не проникал под полог тайн,
Дан рейон Андилар-Эборн. Укрывших вековечный лес.
Эборн мэнрон ал роандр’ валмор, Лес спал, дремучей тьмой одет,
Эт тэвиа ал миэнтэв И соловья сплеталась песнь
Алтэон ал тэвиа алгерт. С сребристым пением ручья.
Элроон диа ал анре, Она скользила по тропе.
Берлитон лэрт ал диа кирн, Клинок сиял в её руке,
Эт тэн, дан алэон дэнар И там, где свет иной погас
Ал морсэртониан Валмор, В сплетеньи сумрачных теней,
Дан лэон тани ри Алин, Лежавших здесь с начала дней,
Анре диа дори дэнарон. Он освещал дорогу ей.
Элроон диа ал алгерт, К ручью спустилася она,
Дан берлитгарт сиарн лоргент Там, где прозрачною водой
Дэйнон анрир диар-дэнар… Сиянье звёзд отражено…»
И тут Ниор сбилась, – она заметила устремлённый на неё взгляд сидящего в углу воина-онгартца, немолодого темноволосого мужчины в чёрной одежде. Глядел этот воин сразу и цепко, пристально, – и спокойно, почти безразлично.
А потом он вдруг поднялся – тоже сразу и плавно, и стремительно, в несколько мягких шагов преодолел расстояние от своего стола до стола, за которым сидели Ниор, Фиэн и Эонор, – и замер, остановившись в полушаге от Ниор. Девушка различала седые пряди в его волосах, тонкие шрамы на лице, рукоять меча под длинным плащом…А он глядел только в её глаза, зелёные глаза матери-эритянки, которую Ниор не помнила.
А потом воин тихо произнёс:
– Ты ведь онгартка… – и непонятно было, утверждает он, или спрашивает.
Ниор только кивнула:
– Да.
11.
Год 5018 от прихода людей,
месяц Айсэрин, 21е.
Мужчина не сводил глаз с её лица до тех пор, пока Ниор не почувствовала себя неловко и не отвернулась сама. Тогда и он отвёл взгляд и заговорил:
– Меня зовут Анардом(10). Я онгартец, как и ты, из Онгарт-Роата… – тут он горько усмехнулся, снова взглянув Ниор в глаза, – правда, уже не помню, когда я был там в последний раз. И он-гартцев я тоже давно не встречал, не говоря уже – послушать нашу песню. Так что спасибо тебе… и, может быть, ты споёшь ещё? Эдрилтэ! (11) – прибавил он на родном языке.
Ниор обернулась к алорам.
– Поможете?
– Начинай, Ниор, – кивнул Эонор. – Я подхвачу.
Что спеть, она отчего-то ни на секунду не сомневалась. Слова полились легко, между ними сама зародилась музыка. Эонор пару раз тронул струны, а потом махнул рукой и перестал играть. Этой песне не нужна была музыка, в ней жила собственная мелодия, которую струны арфы только глушили.
–Эри сианте иан идэрэ,
Эна диара ин ирэ энэ,
Иэрлиантэ эриэ дэнэ
Сиэрна эрлис идэо лэрэ.
Эри сианте эла накерэ,
Ина хоэйнэ даина тэре,
Эна олиэ асэла ирэ,
Идэла она а ирэ энэ.
Асэла ирэ, энора ирэ,
Идэла она а энориэ,
Сиэрна эрлис эриэ дэнэ
Эната сина эрила энэ.
Эри сианте иэра тэре,
Асэла ирэ аи эллинэ;
Тэнора фиа итэна ирэ,
А фиа лорэ ал элоирэ.
Она видела, что Анард стиснул кулаки, да так, что побелели пальцы. А глаза воина!.. Таким мог бы быть взгляд того, кто одержал главную в своей жизни победу, но заплатил за неё самым дорогим, что имел. Этот взгляд был сразу и гордым, и горьким, полным и радости, и боли, ненавидящим и любящим… А ещё глаза Анарда светились – сиянием другого мира. Так могли гореть глаза одного из Сотворивших Мир, или Высших эльфов. Ниор сразу и хорошо разглядела лицо воина, но только сейчас заметила, как же красив был этот немолодой уже человек… или это свет глаз высветил красоту, обычно скрытую от чужих взглядов? Лицо у Анарда было похоже на лица многих онгартцев, разве что чуть резче, острей черты, да чуть темнее обветрен-ная кожа. Встретив второй раз, можно и не узнать… хотя нет, нельзя. Что-то резко отличало воина от прочих онгартцев. А что – не скажешь словами. Это не в лице, не в фигуре… Какое-то неуловимое чувство – не такой. Просто не такой, вот и всё.
Слушал он внимательно. А каждое слово словно проходило через его сердце.
– Спасибо тебе ещё раз, Ниор, – произнёс Анард, когда она допела. – Ведь тебя зовут Ниор?
– Да, – кивнула она.
– Я знаю только одну девушку с таким именем… – Анард снова взглянул в глаза Ниор, – это Ниор Ондр-Диар, дочь Эниара.
Девушка тихо застонала. Так, что услышала только она сама. И Анард.
А в глазах воина больше не горел дивный свет. Сейчас эти серые глаза блестели сталью клинка. Клинка, готового к удару.
– Кто бы ты ни был, – прошептала Ниор, – откуда бы ты меня не знал…
Анард коснулся руки Ниор, крепко сжал её ладонь.
– Не бойся, Лэрт-Иэннэ(12). Я тебе не враг. Я видел тебя раньше и узнал сейчас. Я тебя не выдам. Но тебя знают многие, Ниор. Береги себя, Иэннэ, ал дан кирн лэан роандре(13). Тебе скоро понадобятся верные клинки. Мой уже в твоей власти, я верен Онгарту и роду Эдрина(14). Желаю тебе победы, но нелёгкой – тем дороже она будет. Мы ещё встретимся… что ж, до встречи, Ниор. – Анард повернулся и вышел прочь из трактира. Ниор смотрела ему вслед, пока Фиэн не толкнула её под локоть:
– Ниор, кто это был? Ты знаешь его?
Ниор покачала головой.
– Я его – нет. А вот он меня – да. Моё лицо он узнал раньше, чем услышал моё имя…
Примечания.
1. Айсэрин – «Земляной», последний месяц лета по онгартскому календарю, соответствующий 2-31 августа по нашему.
2. Эборнин – «Лесной», последний месяц весны в Онгарте, соответствует 3 мая – 1 июня по нашему календарю.
3. Лоро! – онгартск. Привет! Здравствуй!
4. Андилар дэрэ, лоргент эт гарт дэрэ!.. – онгартск. Великие боги, боги речные и горные!..
5. Окэно – Повелитель Земли, один из творцов мира.
6. Диар – серебряная онгартская монета, от онгартск. диар – звезда (на монете чеканился герб Онгарта – восьмико-нечная звезда); имела хождение, кроме Онгарта, ещё и на Западе.
7. Восьмиструнный музыкальный инструмент алоров, по звучанию напоминает гитару, внешне - лютню.
8. Берт-Фирит – онгартск. Западный Ветер, прозвище Эонора.
9. Онгартск. «Ильдианин», онгартская баллада о Хранительнице Мира.
10. Анард – онгартск. странник, бродяга.
11. Эдрилтэ! – онгартск. Пожалуйста!; от эдрилт – просить.
12. Лэрт-Иэннэ – онгартск. «Девушка-клинок», обращение к девушке(женщине) - воину, может употребляться в значении «мужественная, бесстрашная».
13. Иэннэ, ал дан кирн лэан роандре – онгартск. «Девушка, в чьей руке власть», обращение к девушке (женщине)-вождю, старшей дочери или матери вождя.
14. Эдрин (Гордый) – первый король Онгарта.
Собственно, на этом пока всё. Вернее, я просто устал всё это выкладывать, перекидывать примечания и т.п... А вообще-то я выложил 11 страниц из 58 только набранных (а ещё ненабранного раз в 5-6 больше ) Так что продолжение - следующим постом.
И да, опережая возможный вопрос, имя Ниор - отсюда. Имя женское. Моё наследство от тех времён, когда "пол - женский" для меня было не только записью в паспорте... Продолжаю пользоваться, хотя и не воспринимаю себя давно как эту девушку, ибо имя - первое, и самое привычное, несмотря ни на что.
Играли на стриту в три флейты. Национальная горская музыка форэвер. Интересно, как это мы так хорошо ухитрились состроиться?..
UPD:Флэшмоб от Исилхэ
Вы отмечаетесь в комментах, а я выбираю четыре ваших интереса и вы у себя в дневнике про них рассказываете.
Мне достались:
Подбирать учеников, несмотря на все запреты - так сложилось, что официально иметь учеников мне мой Тано не разрешал. Считал, что моего опыта и знаний для этого мало... а ученики брали и появлялись. Я имел по шее, ревел в углу, а потом шел и искал новых людей...
Поединки Слов - ну, это началось с простого развлечения, когда я обчитался "Калевалы", и разговаривал исключительно в её ритмике... а потом переплетать слова стало любимым занятием... вон один поединок с Орнитувиелом на дневнике где-то выложен... )) Вообще очень люблю играть со словами, и, когда обнаружил за ними ещё и свойство быть оружием, начал с удовольствием это свойство исследовать... Это как фехтование...
Героический эпос - тут всё просто: началось со "Слова о полку Игореве" в десять лет, и понесло-ось... )) До "Нибелунгов", правда, пока так и не добрался... ((
менестрели - очень просто - моя любимая музыка... да и сам порой менестрелю со своей флейтой... ))
Пламень предвечный, какое же это счастье - когда всё, что нужно, выполнено, хотя и с трудом, и идти по улице, запрокинув голову, в распахнутой куртке, с развевающейся гривой... какое счастье...
Ещё один экзамен сдан. Сочинение. Тема чести и бесчестия... Повезло. Но десяти страниц я от себя, честно, не ожидал...