Идею вопроса стащил у Огонька, но вопрос мучает и кушает то, что осталось от мозгов уже давно. Так во-от... На кого из профессорских персонажей я, по вашему мнению, похож больше всего?
Интересно, это я травлюсь или лечусь? Впрочем, разницы-то... если всё равно надо не лечиться, и не травиться, а учиться? На последнее меня категорически не хватает, и даже не из-за лени, как ни странно. Зашибись. Тапкой. Грязной. У меня завтра зачет, вообще-то. А с понедельника, следующего - вообще зачетная неделя... Но я же говорил, что я, нехороший такой, с госэкзамена могу уйти, если нужен где-то ещё больше, чем на экзамене? Очень нехороший человек нольдорь Нинкве, да. Прямо-таки редиска...
Держу в руке кристалл хрусталя. Тонкая прозрачная иголка. Хрупкая... Но если я сожму ладонь - иголка не сломается. Тверда - как любой камень... Не сломать хрусталя в ладони...
О тебе, о тебе, о тебе, Ничего, ничего обо мне. В человеческой тёмной судьбе Ты – крылатый призыв к вышине…
Гумилев.
…Мы стоим на самой грани. Мы идём по самой грани. Я сам не знаю, какие силы ещё держат меня, почему я до сих пор не сорвался. Мне страшно сорваться, но идти дальше порой даже страшнее: в слове «завтра» – всегда надежда, но и всегда испытание. И иногда мне кажется – больше не выдержать. Но тогда откуда-то из вчера, того самого вчера, о котором живы только воспоминания, приходит насмешливый голос.
– А ты уверен? Как же ты тогда шёл раньше, друг? – Раньше рядом был ты…
Его больше нет, моего друга. Иногда мне кажется, что его никогда и не было, что это кто-то придумал… Но вот этот голос, тёплый и горький, как запах летних трав, который я всегда слышу, когда мне тяжело, когда темно на душе…
– Какое право ты имеешь сдаваться? – Разум скажет – никакого, но я так устал…
Был тёмный и холодный вечер. Мы стояли на обрыве. Мы молчали, хотя мы оба любили говорить, а он – он любил петь для меня. Но тогда мы молчали. Мы просто были рядом. А потом он заговорил. Тихо и зло, как никогда. Не для меня – меня тогда для него словно не было. Он просто рассказывал – непонятно кому, может быть холодному небу с колючими звёздами, может, по-старушечьи ворчащей реке, может, богу, которого не знал я, и которому было наплевать на него… … Я всегда думал, что мой друг – как отражение солнца в летней реке, вечно сияющее-светлый, вечно отдающий и принимающий без вопросов, вечно счастливый чужим счастьем. А он признался мне, как устал приносить свою радость в жертву чужой. Как искренне он пытался быть счастливым за других и для других, но потом – не выдерживал, и плакал в одиночестве. И как он ненавидел всё это. Это было как предательство. Я привык видеть его с солнечной улыбкой, с открытым сердцем. Я привык, что ему можно было рассказать всё и всегда надеяться на помощь. А он признавался, что ненавидит тех, кому помог. И впервые в жизни я сказал: – Я тебе не верю. Он посмотрел на меня. На его глазах были слёзы. – Это твоё право – не верить, но я сказал тебе правду. Он повернулся и пошёл прочь. Я остался один… …Я искал его. Я звонил ему три дня подряд, но не заставал его дома. Тогда я забирался в кресло с ногами и втыкал в магнитофон кассету с его песнями. И плакал. А потом он позвонил мне сам. – Если ты меня простил, приходи. Пожалуйста. Ты мне нужен… – Простил – за что? Это я виноват… – Неважно, неважно кто виноват. Просто приходи. Я не могу без тебя. …Это без него всегда никто не мог…
…Свет не может не отбрасывать тени. Просто свет виднее, чем тень. Все видели свет моего друга – и для всех он был ускользающим солнечным бликом. А для меня, увидевшего его тень, он стал вдруг… Это было как светотень у художников – пока нет тени, нет и объема. А как только тень появляется, картина становится «как живая»…
Мы часто говорили друг другу жестокие слова – но ещё чаще в наших словах весенней капелью звенела надежда. Мы верили друг в друга и жили этой верой…
А потом его не стало.
…Мы идём по самому краю. И я боюсь сорваться. Но я не сорвусь. Твой свет… Когда тебя не стало, я поклялся, что буду вместо тебя. Я поклялся, что сохраню твой свет. Нет, не сохраню – раздам другим всё, что не успел отдать ты. Я буду держаться ради твоих смеющихся глаз, ради твоей улыбки… Ради того, чтобы мне было что тебе сказать, когда ты спросишь, почему я заставил тебя ждать так долго…
А давайте сыграем в игру? Вы задаете мне вопрос (совершенно любой вопрос обо мне), а я обещаю ответить на него правду. А потом я задаю такой вот дивный вопрос вам, но уже о вас, и вы тоже обещаете ответить на него правду. Ответы можно оставлять в комментариях, а можно отсылась на умыл вопрошающему. Ну что, сыграем в игру?
Из разговора: "Знаешь, ты был бы неправильным тамплиером... То есть нет. Ты был бы слишком правильным. Таких в жизни не бывает, про таких только в книгах пишут..."
Скажите... а слишком правильные - бывают? Или их придумали неправильные? Чтобы верить, что хоть что-то правильное в мире есть?..
С чего начинается ваша первая запись каждого месяца в уходящем году?
Апрель. Бред со мной творится, товарищчи... особенно ночами. Правда, у моего бреда есть такое милое свойство - сбывается он. Если и не всегда, то довольно часто.
Май. 1)Имя? Ниор 2) Как ты любишь, чтобы тебя называли? Ниор, Нинквенаро, Нинкве, Нарион, Нарьо... ещё двоим субъектам отзываюсь на Майтимо.
Июнь Ещё один экзамен, на сей раз сочинение... и почему мне настолько индифферентны собственные экзамены? Почему я, вместо того чтоб зубрить, сбегаю на тот валинорский бережок с кем-нибудь из братьев и сижу, слушая ветер? И вообще, когда я, огненный, вошёл в такие хорошие отношения с ветром?
Июль ... хочу балкон на последнем этаже где-нибудь на краю города. Хочу сидеть на перилах, и смотреть вперёд, вниз, вверх и снова вперёд... И чтобы вставало и садилось солнце, а я сидел на краю перил и смотрел. И чтобы дул ветер, и волосы путались и падали на лицо, а я держался одной рукой за перила, чтобы не навернуться вниз, а второй держал что-нибудь, и не мог поправить волосы, и смотрел на мир через рыжую паутинку, а потом тряс головой, чтобы вся эта рыжесть куда-нибудь делась, но на лицо бы только падала вся та часть гривы, которая до этого была сзади...
Август ... а листья падают. Падают в воду ручья, и ручей подхватывает их и уносит... Куда? Один мой брат, золотоволосый мечтатель, говорит, что к реке, и в море, второй, чернокудрый и насмешливый, - что до ближайшей коряги, третий, зеленоглазый и молчаливый, тихо произносит - я не знаю, но мне хотелось бы с ними... четвёртый брат промолчит. Или рассмеётся и скажет, что сейчас не время думать о листьях...
Сентябрь Ну что же... здравствуй, Осень. Прощай, свобода.
Октябрь Вообще моё молчание - это ненормально. Но сейчас у меня не хватает сил на Слова...
Ноябрь Уложите меня спать... дня на четыре... Декабрь Иллэн, тёмнышко, я тут тебе целую подборку соорудил, но если не понравится - сделаю ещё...
...фотошоп юзал только для коррекции резкости... Подвал совершенно реальный. Наш, универовский. Правда добиться от фотоаппарата, чтобы он запечатлел, что там темно по жизни и одна лампочка на весь коридор, мы так и не смогли...