Один серьезный, второй издевательский и непристойный. Начну с первого.
"О детской той мечте, о зыбкой..."Лешка одернул рубашку, поправил воротник, подтянул гольфы, застегнул расхлябанный ремешок на сандалетке, поглядел в подъездное окно, шмыгнул носом, переступил с ноги на ногу, и наконец нерешительно надавил на кнопку звонка.
Он долго представлял себе эту встречу. Представлял высокую энергичную женщину, разумеется, в форме, с армейской выправкой… ну и, конечно, с блокнотом и карандашом в кармане, как иногда бывает у заезжающих к отцу военкоров…
Открыла ему маленькая… ну нет, не бабушка. Скорее она годилась в лешкиному отцу в старшие сестры. Сухонькая, какая-то вся узкая, угловатая, в больших очках, и с тростью.
читать дальше - Здравствуйте… - Лешка собрал в кулак всю волю и старательно не покраснел. – А вы… А я к Валентине Сергеевне. К Коваленко. Я… меня Лешей зовут. Алексеем…
- Проходи, Леша, - улыбнулась сухонькая женщина. – Кухня – вторая дверь направо. Чайник только что вскипел, как знала, что гости будут…
- А… - поднял голову Лешка.
Женщина улыбнулась еще шире и одновременно беспомощней, и заметно оперлась на свою трость.
- Валентина Сергеевна Коваленко – это я.
*
Полчаса они сидели на кухне и пили чай, черный, пахнущий смородиной и мятой – Валентина Сергеевна добавляла туда травы. Что-то росло на подоконнике, как мята, что-то приносили друзья, соседи, такие же, как Лешка, гости.
Коваленко-человек оказалась еще интереснее, чем Коваленко-писатель. Перед Коваленко-писателем Лешка преклонялся – в его глазах женщина, разбирающаяся в авиации лучше, чем он, Лешка Соловьев, в задачках по математике для шестого класса (а Лешка был в классе лучшим) была существом непостижимо талантливым. Но оказалось, что еще Коваленко разбирается в птичьих голосах, пирогах с малиной, ловле лягушек, истории Англии, Испании и обеих Америк, оснащении парусного судна, и много в чем еще, а главное – разговаривает с Лешкой так, что Лешке совершенно не хочется краснеть, смущаться, и говорить «общие фразы». Это его так Анна Ефимовна вечно ругает за сочинения – «Вода и общие фразы».
Но про самолеты она знала еще больше, чем про голубых раков и корабельные пушки. Разговор выворачивал на них, на что бы ни ушел до того. И когда он выворачивал – Лешка слушал, жалея, что у него нет такого блокнота, как у военкоров.
- Валентина Сергеевна… - наконец решился задать вопрос Лешка, тихо задыхаясь от собственной наглости. – А из тех самолетов, про которые вы писали, на чем вы летали? Ну на учебном понятно, а еще?..
Тихо стало в маленькой кухне. Только часы стучали, да где-то за окном вяло, без вдохновения, орал кот.
- А я не летала, Леша… - покачала головой Валентина Сергеевна. – Всегда хотела, но… я ведь с детства хромая. И глаза, опять же… в аэроклуб не брали, куда уж там в училище…
Это Лешке казалось минуту назад, что он задохнулся. По-настоящему воздух закончился только сейчас.
*
- Лешка, ты скоро там?
- Не шабути, пять минут еще, допроверю…
В ангаре пахло маслом, железом, кожей и почему-то полынью. Солнце падало наискосок от ворот, ложилось на винт, задевало лучом левую плоскость…
- Готово. Ну что, порулили?
Алексей кивнул и легко запрыгнул в кабину. Машина пробежалась по дорожке, и выехала на старт. На борту белым сверкнули два слова: «Валентина Сергеевна». Вписать размашистым лешкиным почерком еще и «Коваленко» не получилось.
- Ну что, Валь, от винта!
- От винта! – кивнул Валерка, отскакивая в сторону.
«Валентина Сергеевна» разбежалась, оторвалась от земли и ушла в ярко-голубое апрельское небо.