Холм мерцает огнями. Качается лодка-луна,
И трава под ногами клонится, как будто пьяна
Я танцую, плывет голова, чаша меда полна,
Где-то бубен звенит, отзывается арфы струна,
Подпевает свистелка-калюка.
Красота их острее острейшего в мире меча,
Серебро голосов да молочный туман, да сплетения чар,
Человечье дитя, говорят, твоя кровь горяча,
Сказку нам расскажи, говорят, колыбель покачай,
Малыша, говорят, убаюкай.
Но в кармане - рябина, ладони мои в ее липком тепле,
Но в другом - испеченный людьми свежий хлеб.
И внезапно так тяжко стоять на тягучей земле,
В серебре по колено - а кажется вдруг, что по пояс в золе, -
И рассвет, точно пламя, алеет.
Если помнишь, куда и зачем, возвращаться легко.
Кто-то манит меня серебристой прохладной рукой,
Не зовите. Меня не оплел ваш хрустальный покой.
Я иду по тропе. За спиной закрывается холм.
Я иду. Я почти не жалею.