Я тут мучаюсь, пытаюсь подходящую хищную птицу подобрать, а мальчик Кайко вовсе и не хищный, оказывается. Оказывается, Вертишейка он. Страслый хыщчный птыц, ё-мое.
Вот. Записался.
А, да. Тьйариннай - это не имя собственное. Это принадлежность по роду. Как звали мать Кайко, я еще буду понимать, про этот Дом все равно записывать.
*
- Но он же Птица, - Кайко шагал размашисто, почти обгоняя Йарро. - И по нему видно. Почему? Не подошел, не заговорил, стоял с этими... почему, Йарро-амаи?
Отучить мальчишку обращаться к князю Тахэй как к приемному отцу, у Йарро так и не получилось, да он, по правде говоря, и не слишком старался, хотя сам относился к Кайко скорее как к младшему брату. Общего у них было много, начиная с бед.
Отец Кайко, Канно-Сипуха, женился на рыжей равниннице - не ежедневное дело, но и не самая большая редкость. Тем более, что мать была Тьйариннай, из Дома Сосны, и крови итайю не пугалась - неизвестно, сколько в ней самой той крови, но что есть, сомневаться не приходится, все в Доме Тьйарин - в той или иной мере потомки итайю.
читать дальшеБрак Канно предпочел заключить "отсюда и до иного берега". Тоже не самое редкое у Птиц дело - равнинники говорят, до иного берега лететь быстрее, чем расти, потому Птицы добираются раньше. И что рыжей Тьйариннай такое предложил - ну, кого полюбил, тому и предложил.
А дальше пошло неладное. Нет, рыжая Тьйариннай мужа любила, и женой была хорошей, на зависть многим. Но молода была, едва-едва старше того возраста, в котором дают собственное имя вместо родового. Первого ребенка выносить не сумела, выкинула. Держалась хорошо, как не равнинница, встала быстро, второго понесла тоже вскоре.
Тут и случилось.
Канно в горах повстречался с Каменными. Что еще хуже - был взят живым. В глазах Птиц разницы между мертвым и попавшим к Каменным не было, но жена Канно Птицей не была. Ждала. Долго, больно, горько. Родила все-таки ребенка, растила - пока получалось. Сын Канно рос славным мальчишкой, клан его признал - кровь вышла птичья, кость легкая, глаза острые... а что рыжий - не беда. Если бы только не мать...
Тьйариннай продолжала ждать. И чем дольше ждала, тем больше проникался к ней неуважением клан. Сколько можно, говорили ей в спину. Вот он, иной берег, отпусти ушедшего, и иди дальше сама. Такое долгое горе было поперек всех обычаев; тем более при живом сыне.
...кто ее убил, тайной, конечно же, не осталось. Один из слетков, подростков, кому до имени считанные месяцы остались. Вслух осудили, выгнали в горы... но не удивились. В живых горюющую Тьариннай давно не числили. Не этот - так другой, не другой - так горные итайю или те же Каменные.
Сын Канно счел должным запомнить.
Вернувшегося с гор парня, уже получившего имя Сайнэ, встретил с боевым ножом безымянный еще мальчишка. И пожалуй, по меньшей мере один убитый был бы, не вмешайся сам князь Йарро.
Сын Канно был еще совсем мальчишка. Не слеток - пуховичок. Драться не умел - кто бы его учил, мать-равнинница? Вряд ли дожил бы до собственного имени, даже переживи он этот бой. Но мальчишка шел не драться. Он шел убивать, и оставаться целым после смерти обидчика не собирался.
Глазами Йарро - шансы у сына Канно были. И не меньше, чем один к пяти, даже если предположить, что у Сайнэ поднялась бы рука на неприкосновенное - на маленького.
Сына Канно поймали за шиворот, отобрали нож и выдрали боевым поясом. От князя мальчишка отбиваться не стал - князь ему ничьей крови не задолжал.
Но с тех пор сирота стал держаться дома Йарро. Старательно не замечать обормота князя хватило ненадолго. Подобрал. Жил мальчишка в собственном старом доме, а то и вообще не в доме - от отца остались две охотничьих засидки; но дневал и ночевал у князя. И учился помаленьку.
Испытание сын Канно прошел на диво легко, на зависть самому князю. Когда вышел в круг, получать имя, Йарро не выдержал.
Обычно имя нарекает старший из родичей по мужской линии; реже - отец или наставник. Родичи у сына Канно были, но предпочитали мальчишку не замечать - материно недолжное поведение и к сыну пятном прилипло.
Йарро даже ждать не стал, пока кто из них протолкается вперед и снизойдет наречь - да еще бы толковое имя дали, нет же, пожалуют какой-нибудь мышиной отрыжкой... шагнул вперед, назвал - своим учеником. И назвал.
Долго потом мальчишка шипел, только подтверждая свое новое имя. Кайко - вертишейка. Не без умысла Йарро назвал - похоже было. Шипит, пушится, шею тянет - все смотрите, какая я страшная хищная птица! А что сам пуховичок - а ты поди залезь к этой шипелке в дупло да приглядись. Если не уклюнет, пока лезешь. Птаха-то смелая, хоть и не сокол.
Ответил Йарро не сразу. Слова подбирал. Тяжело легли.
- Потому, Кайко, что он мертвый.
Мальчишка поглядел на князя так, что впору из Вертишейки в Козодоя переименовать - нет лица, одни глаза.
- Почему мертвый, Йарро-амаи?
- Он был у Каменных, - еще тяжелее было говорить, слова путались, повторялись. - Он перестал быть, каким был. Умения растерял. Имя поменял. Кем был - умер. Птицы его на порог не пустят. Он это знает. Имя носит другое, не птичье. Волосы обрезал...
Кайко на середине перебил, не дослушав.
- А если... если отец так же вернется? Ты его тоже на порог не пустишь, Йарро-амаи?
Смотрел князь Йарро. Молчал. Не знал, что ответить.
И неизбежная гибель всего привычного, ага.