пьет, как храмовник, ругается тоже, а в остальном они вовсе непохожи ©
Название месяца сиарнина - "водяной" - в Миэн-Алсиарне с самых дней основания гавани переводят буквально - "морской". К концу второго месяца весны отступают шторма, с запада тянет теплым ветром. Самые отчаянные лезут купаться, хотя и получают за это нагоняй.
Но - с конца сиарнина море зовет.
И почти с начала месяца к гавани начинают пробиваться корабли.
Первые - всегда северяне, хотя, казалось бы, им тяжелее прочих: море на севере и к эборнину не всегда полностью свободно ото льда.
Вначале приходят хейлиэрэ-драконы, узкие, остроносые, под полосатыми парусами. Корабли-разведчики, корабли-первопроходчики. Величайшая гордость и слава серебристого народа. Илрэн один раз на спор забрался к ним на корабль. Попался, разумеется - разведчики и стража из беловолосых превосходные. Ждал по меньшей мере порки - и просчитался. Мальчишку накормили и усадили чинить сеть - оказывается, и на таком корабле не зазорно, а иногда и должно ловить рыбу. Половить, правда, не дали - сказали, что в чужой бухте и рыба чужая.
Домой Илрэн вернулся уже ближе к полуночи.
Парень хоть и прожил на свете уже целых девять лет, и даже кроме обязательной "звезды" знал еще кое-какие, отнюдь необязательные штуки, в Миэн-Алсиарне ему по-прежнему многое было в диковинку.
В гавань они с матерью и сестрами перебрались после смерти отца. После того, как к ним приехал дядя Лайрин, и трое суток отсыпался, укутанный несколькими одеялами, а Илрэн вместе с девчонками готовил ему питье, и только на четвертый день дядя Лайрин начал приходить в себя и разговаривать; а мать говорила, что дядя Лайрин не ранен, просто очень устал, потому что загнал коня и последние лиги шел пешком, без отдыха. А дядя Лайрин - худой, с обгоревшим лицом и заострившимися скулами - пил бульон из миски, и рассказывал, как погиб кирниан Алриэндэнар, отец Илрэна. "Перебирайтесь к морю, к деду" - говорил дядя Лайрин. - "Алариэнна, у тебя три девчонки и малой. И не прокормитесь, и учить его надо. Я не могу, не имею права, молод, недолжно".
Дед Хельдор оказался, во-первых, не родным дедом, а братом покойной бабушки, а, во-вторых, на четверть северянином и даже имя носил северное. Правда, на имени все его сходство с северянами и кончалось. Плавать дед умел только на лодке, был, как пристало онгартцу, темноволос и крепок в кости, и за Илрэна взялся как следует. Жаловаться было не на что, учил дед хорошо, лучше прежних наставников, но и болело у Илрэна после тренировок все. Учебного меча дед не признавал, требовал от внука упражняться с полновесным боевым.
Первые недели, по осени, после трудного дня оставалось только умять ужин, не особо разбирая, чего навалили в миску, и уснуть.
Зимой стало не так. Зимой оказалось, что помимо оружия есть еще лыжи, на которых Илрэн держится так себе, что надлежит исправить. И коньки...
...с коньками вышло веселее.
Пожалуй, Илрэн и вовсе бы их возненавидел, если бы не Тьяри.
Тьяри была девчонка. На полгода младше, из соседнего двора. Белокосая, и "вообще-то с островов, из Бель-Тари, но отцовский корабль шторм помял, починить не успели - теперь уже до весны". Болтлива Тьяри была невыносимо. Но, помимо болтовни, имела много неоспоримых достоинств. Например, бегала на коньках. И стреляла из лука. И знала, на что клюет хитрая прибрежная рыба. И где искать цветные ракушки. И еще с десяток хитростей.
Из-за нее и выучился на коньках. Даже привадился ходить на залив, где катались старшие ребята, по большей части северяне. И даже похвалу от них заслужил - "для берегового вовсе неплохо".
А потом пришла весна, вскрылось море и Тьяри с отцом, дождавшись первого хейлиара с вестями, отплыли на север.
Илрэн остался.
А весна цвела все ярче и звонче, и за хейлиарами потянулись мелкие рыболовецкие нийхиэрэ, и тяжело груженые сэйниэрэ с лесом, костью, редкой морской рыбой, северным жемчугом и янтарем.
На тридцатый же, последний день месяца сиарнина в гавань вошел южный корабль, под мириэнским парусом, везущий зерно и редкие южные вина. В тот же день на берегу, на обрывах, Илрэн увидел, как чайки садятся на гнездо, а по пути домой у тропы разглядел цветущие "белые звезды".
Приближалось лето.
Но - с конца сиарнина море зовет.
И почти с начала месяца к гавани начинают пробиваться корабли.
Первые - всегда северяне, хотя, казалось бы, им тяжелее прочих: море на севере и к эборнину не всегда полностью свободно ото льда.
Вначале приходят хейлиэрэ-драконы, узкие, остроносые, под полосатыми парусами. Корабли-разведчики, корабли-первопроходчики. Величайшая гордость и слава серебристого народа. Илрэн один раз на спор забрался к ним на корабль. Попался, разумеется - разведчики и стража из беловолосых превосходные. Ждал по меньшей мере порки - и просчитался. Мальчишку накормили и усадили чинить сеть - оказывается, и на таком корабле не зазорно, а иногда и должно ловить рыбу. Половить, правда, не дали - сказали, что в чужой бухте и рыба чужая.
Домой Илрэн вернулся уже ближе к полуночи.
Парень хоть и прожил на свете уже целых девять лет, и даже кроме обязательной "звезды" знал еще кое-какие, отнюдь необязательные штуки, в Миэн-Алсиарне ему по-прежнему многое было в диковинку.
В гавань они с матерью и сестрами перебрались после смерти отца. После того, как к ним приехал дядя Лайрин, и трое суток отсыпался, укутанный несколькими одеялами, а Илрэн вместе с девчонками готовил ему питье, и только на четвертый день дядя Лайрин начал приходить в себя и разговаривать; а мать говорила, что дядя Лайрин не ранен, просто очень устал, потому что загнал коня и последние лиги шел пешком, без отдыха. А дядя Лайрин - худой, с обгоревшим лицом и заострившимися скулами - пил бульон из миски, и рассказывал, как погиб кирниан Алриэндэнар, отец Илрэна. "Перебирайтесь к морю, к деду" - говорил дядя Лайрин. - "Алариэнна, у тебя три девчонки и малой. И не прокормитесь, и учить его надо. Я не могу, не имею права, молод, недолжно".
Дед Хельдор оказался, во-первых, не родным дедом, а братом покойной бабушки, а, во-вторых, на четверть северянином и даже имя носил северное. Правда, на имени все его сходство с северянами и кончалось. Плавать дед умел только на лодке, был, как пристало онгартцу, темноволос и крепок в кости, и за Илрэна взялся как следует. Жаловаться было не на что, учил дед хорошо, лучше прежних наставников, но и болело у Илрэна после тренировок все. Учебного меча дед не признавал, требовал от внука упражняться с полновесным боевым.
Первые недели, по осени, после трудного дня оставалось только умять ужин, не особо разбирая, чего навалили в миску, и уснуть.
Зимой стало не так. Зимой оказалось, что помимо оружия есть еще лыжи, на которых Илрэн держится так себе, что надлежит исправить. И коньки...
...с коньками вышло веселее.
Пожалуй, Илрэн и вовсе бы их возненавидел, если бы не Тьяри.
Тьяри была девчонка. На полгода младше, из соседнего двора. Белокосая, и "вообще-то с островов, из Бель-Тари, но отцовский корабль шторм помял, починить не успели - теперь уже до весны". Болтлива Тьяри была невыносимо. Но, помимо болтовни, имела много неоспоримых достоинств. Например, бегала на коньках. И стреляла из лука. И знала, на что клюет хитрая прибрежная рыба. И где искать цветные ракушки. И еще с десяток хитростей.
Из-за нее и выучился на коньках. Даже привадился ходить на залив, где катались старшие ребята, по большей части северяне. И даже похвалу от них заслужил - "для берегового вовсе неплохо".
А потом пришла весна, вскрылось море и Тьяри с отцом, дождавшись первого хейлиара с вестями, отплыли на север.
Илрэн остался.
А весна цвела все ярче и звонче, и за хейлиарами потянулись мелкие рыболовецкие нийхиэрэ, и тяжело груженые сэйниэрэ с лесом, костью, редкой морской рыбой, северным жемчугом и янтарем.
На тридцатый же, последний день месяца сиарнина в гавань вошел южный корабль, под мириэнским парусом, везущий зерно и редкие южные вина. В тот же день на берегу, на обрывах, Илрэн увидел, как чайки садятся на гнездо, а по пути домой у тропы разглядел цветущие "белые звезды".
Приближалось лето.
в смысле, я очень люблю этот твой мир, да.
и вот эти все ощущения вокруг отрывка тоже очень живые. чёткие. яркие.
Мне теперь интересно, какой это год.