пьет, как храмовник, ругается тоже, а в остальном они вовсе непохожи ©
Она приходит осенью, на закате, и солнце дрожит на ее копье.
Кроваво ее платье, тяжелы косы, глаза словно дикий мед,
Она идет. Идет через ранние сумерки,
По берегам реки, где рябина и бересклет,
И где она оставляет следы на земле, остается иней.
Она пахнет дымом полынным и горечью умирающих листьев.
И вечер длится. Осенние сумерки текут, как вино.
Кубка дно, темное дно реки, темные ветки деревьев наги,
След ее узкой ноги, ледяную чеканку, закатное золото лижет.
Она не знает ни страха, ни жалости,
Тяжело копья ее жало,
Кровью - алые ягоды в венце из ярко горящей листвы.
Я знаю, что от госпожи моей не уйти живым,
Я знаю, что встретил ее в самый страшный и светлый час.
И сердце мое дрожит в такт золотым последним лучам.
Кроваво ее платье, тяжелы косы, глаза словно дикий мед,
Она идет. Идет через ранние сумерки,
По берегам реки, где рябина и бересклет,
И где она оставляет следы на земле, остается иней.
Она пахнет дымом полынным и горечью умирающих листьев.
И вечер длится. Осенние сумерки текут, как вино.
Кубка дно, темное дно реки, темные ветки деревьев наги,
След ее узкой ноги, ледяную чеканку, закатное золото лижет.
Она не знает ни страха, ни жалости,
Тяжело копья ее жало,
Кровью - алые ягоды в венце из ярко горящей листвы.
Я знаю, что от госпожи моей не уйти живым,
Я знаю, что встретил ее в самый страшный и светлый час.
И сердце мое дрожит в такт золотым последним лучам.
-
-
12.03.2021 в 14:16-
-
12.03.2021 в 14:33-
-
12.03.2021 в 14:33