пьет, как храмовник, ругается тоже, а в остальном они вовсе непохожи ©
Баечка с игры "Городок" этого лета, она же - объяснительная, почему на слово "вешенки" немалая часть моих знакомых нервно ржет. Все описанные события на игре действительно происходили, Стася Кота (рассказчика) играл я.
За "смесь французского с нижегородским" - больно не бить.
Попытался-таки записать художественно, вышел какой-то бред...
Вёшенки, на пнях, до январю.Записано от Стася Кота, крестьянина деревни Горелки Радомского уезда, лесоруба. Год от Рождества Христова 1893.
Так вот... того. Было то, когда я на Альдонке ещё не женимшись, а Котеночков у нас и подавно не было. Годов тому назад десятка два, а може и поболе. Старшой мой сейчас чуть поменьшее, чем я тогда быв. Так вот, бунтовали тогда паны. Чего-то шибко не поделили, то ль землю, то ль мову, хто их, панов разберет.
Я тогда совсем молодой, значит, был. И ходил я до Альдонки, до хаты. Ну, Альдонка, женка моя, а тогда она вдовая была, помре её Пятрас, с липы навернувшись. Так вот, що до того у мяста стреляли, то я сказывать о другом разе буду. Ни, и про пана Радзивила и его крокодзилу - тоже о другом разе. А теперича посказываю про пана повстанца и то, как меня с жандармерии выгнали.
Сталбыть, бунтовали чего-то паны, и одни других вроде как побили. Так после того пришов к нам до деревни пан повстанец, що от жандармов ховался, вроде как учитель с мяста. Так вот, побалакали мы с Альдонкой, я тогда как раз до нее ходил... э... горилку пить, кажу. И решили, що хорошо пан розмовляе про тутейшу мову, и всё такэ, и що не хотим мы на москальской мове розмовляты. И решили мы тады пана повстанца сховать у Альдонки, на хуторе у подполе. Ну и сховалы. А дальше чего-то мы с паном повстанцем поговорили, и я решил, что я им помогу малость, уж больно разумно пан розмовляе. Ну, решили, что я пану дам переодеться в нашенское, щоб можно было тикаты, ежли що, а сам пойду до мяста до дохтура узнать, чего там творится. Про дохтура Рога-то мы и до того зналы, що тот пан хороший, и пан повстанец говорил, що пан Рог его ховамши.
Ну так вот. Пошел я до мяста, до Радому. В деревне-то я сказал, що пошел к жидам до корчмы пить, а ежли у жидов горилка кончится, то я до города до Аникевны в постоялый двор пойду, потому как грошей наробил. А сам до дохтура. И вот иду, а там, где за мостом място начинается, там казармы, и солдаты расфартерованы. А я, стало быть, иду, а под дохой-то у меня схованы нож, ну, который робить, на дворе там, ще где, и пистоль, котору мне пан учитель, не тот, которого мы с Альдонкой ховали, а другой, наш, который Чалмицкий, ещё до начала всего шума дал. А в мясте тады даже панам запретили пистоли носить, и сабли, час там какой-то комяданский, али як его. И иду я, сталбыть, мимо казарм, и у меня, стало быть, баечка, що я руку в лесу поранив, и до дохтура иду. Ну, и стало быть, руку держу эдак. У дохи, где пистоль. Останавливают меня солдаты. Грят - стой, куды, ну и как положено. Я им - в город, до дохтура. Они - а що это ты руку на дохе держишь, що у тя под дохой? Я им - поранив руку, вот и держу. Они - не, щось под дохой ховае. Я - да нищо не ховае! Они - тады давай пошукаем? Розумию я - ой повесят меня, ежли пистоль найдут. Ну и тикать быстрейше в верхне място к дохтуру до больницы. Дальше пану сказывать? А то там изрядно ще.
Сказывать?
Так вот. Сказываю. Прибег я до дохтура, говорю ему - дохтур, я от повстанцов, так и так, сховай! Дохтур говорит - ну ложись сюды, кажу тебя больным. Я ему - и пистоль с ножом сховай, а то худо ж мне будет, ежли найдут! Ну, забрал у меня дохтур пистоль и нож, сховал. Второй дохтур, помоложе, меня какой-то отравой напоивши, еще словами разными ругамшись, мол пнямония якась.
А потом до дохтуров жандармы пришли, ну мне дохтур молодой и говорит - тикай через фатеру назади больницы, в окно и огородами. Ну я и тикать огородами и в лес. В лесу сколько-то ховался, а мокро в лесу, я весь смок, як лягуха. Ходити до города лясом пробовав, у огородов засел, дальше слышу, кричат - "жандармы", ну я тикать, неохота ж в участок. Тикать лесом, за казармами, и до переправы в радзивиловы земли. Родные наши, сталбыть, где теперьича вы, пан, меня слухаете.
Так вот, перешел я, сталбыть, мост, иду полем, поле вже радзивилово, сталбыть, и наше малость, кто меня на радзивильской земле шукать будет? Иду полем. А тут навстречу мне жандармы. Да то ли пять, то ли шесть, а то и вовсе семь.
Ну и грят - стой, хто такой, откудова, що тут робил, и ступай-ка ты до нас в участок. Я им говорю - хворост в лесу собирав. Они - хде тады той хворост? Я им - так это ж, я хворост собирав, а тут грибы на пнях. Ну я хворост положимши, и потикав в деревню за корзинкой, щоб те грибы, значится, собрать и в похлебку. Они мне - а грибы тогда где? Я им - так я ж за корзинкой и пошел, щоб грибы - в корзинку и в похлебку. А они мне - ни, мужик, давай-ка в участок, а там разберемся, каки таки грибы и какой такой хворост.
Так вот, пошукали жандармы у мене под дохой да под рубахой, я ще порадовамшись, что пистоль и нож у дохтура оставил, а деньга при мне только та, що у жидов не пропил. Подивились воны, только все равно до участка повели. И ведут, сталбыть мимо казарм. Останавливают жандармов солдаты, говорят - що такэ, того мужика мы шукаем! Жандармы им - ни, этого мужика мы вже споймалы, а нужен он вам - так идите сами до участку. Я думаю - эге ж, вы-то меня делите, а мне яко дело, що жандармы меня повесят, що офицеры?
Так вот, и привели меня до участку. Заводят в камеру, а там сидят пан незнайомый в фуражке и паныч гимназист чахотошный, що к нам до Горилок бегал. Ще Оленке нашей нравився. Упреждал, значит, щоб мы, ежли що, в топоры не ходилы. Я тому панычу щё хотел тогдась пистоль отдать, щоб, значит, безопаснее было, хороший паныч гимназист, нравился он мне. Только паныч не взял, сказал - "Свидимся, Стасю", и до городу, и потом я его до участка и не видел. Свиделись, сталбыть.
Ну, сталбыть, и сидели мы в участке. Пана того фуражечного, оказывается, судили за то, що он мост строил. Ну и казалы пану, що ежли хочет строить мост - хай через Лену строит, али Енисей. Не знаю, що за реки таки, говорят, що велики сильно. Только я думаю, брехают. Не бывае на христовом свете таких рек.
Потом паныча гимназиста судили. Казалы, що наши бабы донесли на него. Вот паны, паны, а того не знают, що баба дура, и брешет, кака бы ни была, даже самолучшая. Ну и набрехали на паныча наши бабы, щоб им повылазили чирьи. Ну паныча и сослали куда-тось до Калмыкии. А пан Эшенберг ихний, который то ли судья, а то ли и вовсе над судьями начальник, злющщий такой, подло сделал - паныча гимназиста велел при его батьке судить. А батька панычов - хоть и хороший мужик, а только бешеный иногда, и выпивает малость. Ну и съехал батька панычов с глузду совсем, жандармов бить пробовал. Ясно дело, батька панычова сразу до камеры и проводили. Ще когось привелы, кажись, тоже учителя с мяста, запамятовав.
Так вот, а дальше выводят меня судить. Сталбыть, спрашивают - в чем обвиняешься? Я - а я откудова знаю? Шел из лесу, а тут жандармы меня остановилы, и зааресовывалы. Они - а що в лесу делал? Я - хворост собирав. Они - а хде хворост? Я - так я собираю, смотрю - а тут грибы. Ну я хворост оставил, и за корзинкой до дому. Они - а що ты хворост не взял? Я - так я ж за корзинкой пошел! Они - а чего ты не взял в одну руку корзинку, а в другу - хворост? Я - так я ж две корзинки хотев взять. Они - а що ты до дому хворост не снес и корзинку не взял? Я - так не подумавши, пан жандарм! Они - ты що, дурак, что ли? Я - эге ж, вот и дядка Мартин, который хромой ще, говорит "Дурень ты, Стась, как есть дурень!". Те посмеявшись и спрашивают - грибы, сталбыть? А какой месяц теперича? Я им - мне-то откель знать, какой у вас, у панов месяц? У нас вон молодой, рожками к левому плечу. Они - ноябрь теперича месяц. Каки таки грибы в ноябре? Я им - так вёшенки ж, пан жандарм! Они ж на пнях аж до январю растут! А они - каки таки вешенки? Я - да грибы ж таки, на пнях, до январю растут. Ладно, посмеявшись они, сталы спрашивать - рублю я дрова? Я им - рублю. Они - а щепа остается? Я - остается. Они - так чего ты, дурень, щепой не растопишь дрова? Я им - паны, да у нас в хате сырейше, чем у вас в кутузке, пока от щепы чего займется, вже ж никакой щепы не будет. Они - а чего хату не починишь? Я - да како починишь, ежли исты-то нечего? Ежели бульба третий год не родит, матка о той зиме померла, даже у Альдонки-самогонщицы одна коза осталась? Они сразу - кака така самогонщица? И самогонку гонит? Я им - да как же она самогонку гнать будет, ежели у нее одна коза? Они - дурак, чего ты брешешь, да разве ж из козы самогонку гонят? Я - сами вы, паны, коли так, дурни, я ж вам чего и говорю, що Альдонка третий год самогонку не гонит, потому що бульба не родит, одна коза у Альдонки, а из козы какой самогон?
Так ромовлявши я с панами, тут найглавнейший их, тот Эшенберг, що на ящера похож, даж зеленый такой же, входит. Спрашивае жандармов - на яком месте следование. Яко следование? Следствие, пан? Ну нехай следствие буде. Вот и грит тот ящер - на каком? А жандармы ему хором, що наши девки на свадьбе - все на том же, хосподин пан Эшенберг. Пан на меня посмотремши, меня ажно пробрало, и грит - ну що, вешать тя не за што, видно ж, що дурак, а будешь нам в участке печь топить и щи бунтарям варить. Що сказал, що их, панов, я и потравить могу, а бунтарей - не стану. Я б, може, и потравил того ящера, то верно он думавши, только разве ж такого ящера отрава возьмет?
Ну и дальше сначала поробил я тама истопником. Слыхав, що батька панычев у дохтура помре, що опять он драться полез и поранили его шибко. А пана учителя сослали тож куда-тось, а больше не знаю.
А потом пришли наши бабы, и сказали, что я дурак, но благонадежный, и что надо меня отпустить. Ну, сталыть, меня из жандармерии и тогось. Выгнали.
А про Оленку нашу и гимназиста четырехглазого я вам, пан, о другом разе расскажу. И про бисов, що паны придумали запрягаты, и про то, откудова паны пошли. А вы ще заходите, пан скубент, горилки нальем, раз уж гимназисты горилку со мной пить брезговали, когда я молодой был, так може хучь скубенты со мной старым пить не побрезгуют?
За "смесь французского с нижегородским" - больно не бить.
Попытался-таки записать художественно, вышел какой-то бред...
Вёшенки, на пнях, до январю.Записано от Стася Кота, крестьянина деревни Горелки Радомского уезда, лесоруба. Год от Рождества Христова 1893.
Так вот... того. Было то, когда я на Альдонке ещё не женимшись, а Котеночков у нас и подавно не было. Годов тому назад десятка два, а може и поболе. Старшой мой сейчас чуть поменьшее, чем я тогда быв. Так вот, бунтовали тогда паны. Чего-то шибко не поделили, то ль землю, то ль мову, хто их, панов разберет.
Я тогда совсем молодой, значит, был. И ходил я до Альдонки, до хаты. Ну, Альдонка, женка моя, а тогда она вдовая была, помре её Пятрас, с липы навернувшись. Так вот, що до того у мяста стреляли, то я сказывать о другом разе буду. Ни, и про пана Радзивила и его крокодзилу - тоже о другом разе. А теперича посказываю про пана повстанца и то, как меня с жандармерии выгнали.
Сталбыть, бунтовали чего-то паны, и одни других вроде как побили. Так после того пришов к нам до деревни пан повстанец, що от жандармов ховался, вроде как учитель с мяста. Так вот, побалакали мы с Альдонкой, я тогда как раз до нее ходил... э... горилку пить, кажу. И решили, що хорошо пан розмовляе про тутейшу мову, и всё такэ, и що не хотим мы на москальской мове розмовляты. И решили мы тады пана повстанца сховать у Альдонки, на хуторе у подполе. Ну и сховалы. А дальше чего-то мы с паном повстанцем поговорили, и я решил, что я им помогу малость, уж больно разумно пан розмовляе. Ну, решили, что я пану дам переодеться в нашенское, щоб можно было тикаты, ежли що, а сам пойду до мяста до дохтура узнать, чего там творится. Про дохтура Рога-то мы и до того зналы, що тот пан хороший, и пан повстанец говорил, що пан Рог его ховамши.
Ну так вот. Пошел я до мяста, до Радому. В деревне-то я сказал, що пошел к жидам до корчмы пить, а ежли у жидов горилка кончится, то я до города до Аникевны в постоялый двор пойду, потому как грошей наробил. А сам до дохтура. И вот иду, а там, где за мостом място начинается, там казармы, и солдаты расфартерованы. А я, стало быть, иду, а под дохой-то у меня схованы нож, ну, который робить, на дворе там, ще где, и пистоль, котору мне пан учитель, не тот, которого мы с Альдонкой ховали, а другой, наш, который Чалмицкий, ещё до начала всего шума дал. А в мясте тады даже панам запретили пистоли носить, и сабли, час там какой-то комяданский, али як его. И иду я, сталбыть, мимо казарм, и у меня, стало быть, баечка, що я руку в лесу поранив, и до дохтура иду. Ну, и стало быть, руку держу эдак. У дохи, где пистоль. Останавливают меня солдаты. Грят - стой, куды, ну и как положено. Я им - в город, до дохтура. Они - а що это ты руку на дохе держишь, що у тя под дохой? Я им - поранив руку, вот и держу. Они - не, щось под дохой ховае. Я - да нищо не ховае! Они - тады давай пошукаем? Розумию я - ой повесят меня, ежли пистоль найдут. Ну и тикать быстрейше в верхне място к дохтуру до больницы. Дальше пану сказывать? А то там изрядно ще.
Сказывать?
Так вот. Сказываю. Прибег я до дохтура, говорю ему - дохтур, я от повстанцов, так и так, сховай! Дохтур говорит - ну ложись сюды, кажу тебя больным. Я ему - и пистоль с ножом сховай, а то худо ж мне будет, ежли найдут! Ну, забрал у меня дохтур пистоль и нож, сховал. Второй дохтур, помоложе, меня какой-то отравой напоивши, еще словами разными ругамшись, мол пнямония якась.
А потом до дохтуров жандармы пришли, ну мне дохтур молодой и говорит - тикай через фатеру назади больницы, в окно и огородами. Ну я и тикать огородами и в лес. В лесу сколько-то ховался, а мокро в лесу, я весь смок, як лягуха. Ходити до города лясом пробовав, у огородов засел, дальше слышу, кричат - "жандармы", ну я тикать, неохота ж в участок. Тикать лесом, за казармами, и до переправы в радзивиловы земли. Родные наши, сталбыть, где теперьича вы, пан, меня слухаете.
Так вот, перешел я, сталбыть, мост, иду полем, поле вже радзивилово, сталбыть, и наше малость, кто меня на радзивильской земле шукать будет? Иду полем. А тут навстречу мне жандармы. Да то ли пять, то ли шесть, а то и вовсе семь.
Ну и грят - стой, хто такой, откудова, що тут робил, и ступай-ка ты до нас в участок. Я им говорю - хворост в лесу собирав. Они - хде тады той хворост? Я им - так это ж, я хворост собирав, а тут грибы на пнях. Ну я хворост положимши, и потикав в деревню за корзинкой, щоб те грибы, значится, собрать и в похлебку. Они мне - а грибы тогда где? Я им - так я ж за корзинкой и пошел, щоб грибы - в корзинку и в похлебку. А они мне - ни, мужик, давай-ка в участок, а там разберемся, каки таки грибы и какой такой хворост.
Так вот, пошукали жандармы у мене под дохой да под рубахой, я ще порадовамшись, что пистоль и нож у дохтура оставил, а деньга при мне только та, що у жидов не пропил. Подивились воны, только все равно до участка повели. И ведут, сталбыть мимо казарм. Останавливают жандармов солдаты, говорят - що такэ, того мужика мы шукаем! Жандармы им - ни, этого мужика мы вже споймалы, а нужен он вам - так идите сами до участку. Я думаю - эге ж, вы-то меня делите, а мне яко дело, що жандармы меня повесят, що офицеры?
Так вот, и привели меня до участку. Заводят в камеру, а там сидят пан незнайомый в фуражке и паныч гимназист чахотошный, що к нам до Горилок бегал. Ще Оленке нашей нравився. Упреждал, значит, щоб мы, ежли що, в топоры не ходилы. Я тому панычу щё хотел тогдась пистоль отдать, щоб, значит, безопаснее было, хороший паныч гимназист, нравился он мне. Только паныч не взял, сказал - "Свидимся, Стасю", и до городу, и потом я его до участка и не видел. Свиделись, сталбыть.
Ну, сталбыть, и сидели мы в участке. Пана того фуражечного, оказывается, судили за то, що он мост строил. Ну и казалы пану, що ежли хочет строить мост - хай через Лену строит, али Енисей. Не знаю, що за реки таки, говорят, що велики сильно. Только я думаю, брехают. Не бывае на христовом свете таких рек.
Потом паныча гимназиста судили. Казалы, що наши бабы донесли на него. Вот паны, паны, а того не знают, що баба дура, и брешет, кака бы ни была, даже самолучшая. Ну и набрехали на паныча наши бабы, щоб им повылазили чирьи. Ну паныча и сослали куда-тось до Калмыкии. А пан Эшенберг ихний, который то ли судья, а то ли и вовсе над судьями начальник, злющщий такой, подло сделал - паныча гимназиста велел при его батьке судить. А батька панычов - хоть и хороший мужик, а только бешеный иногда, и выпивает малость. Ну и съехал батька панычов с глузду совсем, жандармов бить пробовал. Ясно дело, батька панычова сразу до камеры и проводили. Ще когось привелы, кажись, тоже учителя с мяста, запамятовав.
Так вот, а дальше выводят меня судить. Сталбыть, спрашивают - в чем обвиняешься? Я - а я откудова знаю? Шел из лесу, а тут жандармы меня остановилы, и зааресовывалы. Они - а що в лесу делал? Я - хворост собирав. Они - а хде хворост? Я - так я собираю, смотрю - а тут грибы. Ну я хворост оставил, и за корзинкой до дому. Они - а що ты хворост не взял? Я - так я ж за корзинкой пошел! Они - а чего ты не взял в одну руку корзинку, а в другу - хворост? Я - так я ж две корзинки хотев взять. Они - а що ты до дому хворост не снес и корзинку не взял? Я - так не подумавши, пан жандарм! Они - ты що, дурак, что ли? Я - эге ж, вот и дядка Мартин, который хромой ще, говорит "Дурень ты, Стась, как есть дурень!". Те посмеявшись и спрашивают - грибы, сталбыть? А какой месяц теперича? Я им - мне-то откель знать, какой у вас, у панов месяц? У нас вон молодой, рожками к левому плечу. Они - ноябрь теперича месяц. Каки таки грибы в ноябре? Я им - так вёшенки ж, пан жандарм! Они ж на пнях аж до январю растут! А они - каки таки вешенки? Я - да грибы ж таки, на пнях, до январю растут. Ладно, посмеявшись они, сталы спрашивать - рублю я дрова? Я им - рублю. Они - а щепа остается? Я - остается. Они - так чего ты, дурень, щепой не растопишь дрова? Я им - паны, да у нас в хате сырейше, чем у вас в кутузке, пока от щепы чего займется, вже ж никакой щепы не будет. Они - а чего хату не починишь? Я - да како починишь, ежли исты-то нечего? Ежели бульба третий год не родит, матка о той зиме померла, даже у Альдонки-самогонщицы одна коза осталась? Они сразу - кака така самогонщица? И самогонку гонит? Я им - да как же она самогонку гнать будет, ежели у нее одна коза? Они - дурак, чего ты брешешь, да разве ж из козы самогонку гонят? Я - сами вы, паны, коли так, дурни, я ж вам чего и говорю, що Альдонка третий год самогонку не гонит, потому що бульба не родит, одна коза у Альдонки, а из козы какой самогон?
Так ромовлявши я с панами, тут найглавнейший их, тот Эшенберг, що на ящера похож, даж зеленый такой же, входит. Спрашивае жандармов - на яком месте следование. Яко следование? Следствие, пан? Ну нехай следствие буде. Вот и грит тот ящер - на каком? А жандармы ему хором, що наши девки на свадьбе - все на том же, хосподин пан Эшенберг. Пан на меня посмотремши, меня ажно пробрало, и грит - ну що, вешать тя не за што, видно ж, що дурак, а будешь нам в участке печь топить и щи бунтарям варить. Що сказал, що их, панов, я и потравить могу, а бунтарей - не стану. Я б, може, и потравил того ящера, то верно он думавши, только разве ж такого ящера отрава возьмет?
Ну и дальше сначала поробил я тама истопником. Слыхав, що батька панычев у дохтура помре, що опять он драться полез и поранили его шибко. А пана учителя сослали тож куда-тось, а больше не знаю.
А потом пришли наши бабы, и сказали, что я дурак, но благонадежный, и что надо меня отпустить. Ну, сталыть, меня из жандармерии и тогось. Выгнали.
А про Оленку нашу и гимназиста четырехглазого я вам, пан, о другом разе расскажу. И про бисов, що паны придумали запрягаты, и про то, откудова паны пошли. А вы ще заходите, пан скубент, горилки нальем, раз уж гимназисты горилку со мной пить брезговали, когда я молодой был, так може хучь скубенты со мной старым пить не побрезгуют?
@темы: ролёвка, Творчество
-
-
04.12.2009 в 16:12ыыыы!!!
-
-
04.12.2009 в 16:17-
-
04.12.2009 в 16:19А че, а я ниче...
-
-
04.12.2009 в 16:20Так язык-то какой!
-
-
04.12.2009 в 16:21Знаешь, когда меня после игры отлавливали и спрашивали, не белорус ли я по жизни...
-
-
04.12.2009 в 16:28А еще будет?)
-
-
04.12.2009 в 16:31Про крокодзилу и про Оленку? Писать надо, а у меня универ...
-
-
04.12.2009 в 16:33Ты их сразил!))
-
-
04.12.2009 в 16:34Я как раз хотел что-то подобное почитать, библиотеку пересматривал, а тут ты))
-
-
04.12.2009 в 16:35А я че, я ниче, я ж вешенки...
-
-
04.12.2009 в 16:36Угу. На пнях. До январю...
-
-
04.12.2009 в 16:37-
-
04.12.2009 в 17:28-
-
05.12.2009 в 00:28-
-
05.12.2009 в 00:35читать дальше
И да, я знаю, что у тебя есть приличная ава с этой фразой) Но меня проперли именно вешенки...
-
-
05.12.2009 в 01:30-
-
05.12.2009 в 02:37-
-
05.12.2009 в 07:49-
-
05.12.2009 в 09:37А що коза? От у Альдонки-от коза, а мы-то с батьком ажно козу продали, когда матка помрэ...
-
-
05.12.2009 в 18:37(не, я не умею ТАК, хотя и украинец - наполовину - беларус).