Как много нам открытий чудных. Копал текст о Маэглине из 11 тома. Откопал: - лингвистический термин, которого не понимаю, несмотря на восемь с половиной лет филологического образования; - признание Кристофера в том, что некоторые его действия относительно текста не имели под собой никаких оснований и противоречат версиям самого профессора; - леса за горой Химринг. Причем именно горой, а не холмом. Чем дальше, тем больше чувствую себя археологом. Причем копаю явно какой-то незапланированный, хотя и нужный, участок.
А уж сколько прекрасного я раскопал вчера в анфинишах и как над ними обрыдался - вообще песня отдельная.
Условно продолжение, ага. Да, квэнист из первого отрывка и профессор Румиль из этого - суть одно лицо. И Хэлле, можешь бить меня ногами, но девочка твердо решила быть Ланькой и никак иначе.
* После наступления темноты в Третьем Гуманитарном зажигаются окна. Вернее, сначала озаряется ярким светом стоящая рядом библиотека: и Старая, бывший Архив Королей и Наместников, и Новая, в просторечии именующаяся также Башней или просто Библиотекой. Вспыхивают огни в почти на всю ширину стен забранном витражами переходе между Старой и Новой. Потом медленно, эхом начинают светиться Третий Гуманитарный, Второй Естественный, Пятый и Восьмой Медицинские... с верхнего этажа Первого Главного и с Башни открывается в это время такой вид на университетский городок, что Ланьке каждый раз хочется цитировать "Песню о сторожевых огнях", хотя Ланька прекрасно знает, что песня - поздняя стилизация под тексты третьей эпохи. Ланька, в отличие от многих своих однокурсников даже точно знает, кто на самом деле автор этой стилизации, но поклялась молчать. "Глупость редкая ведь, - думает дипломница Ланька, листая толстую энциклопедию, - только на первом курсе такие и делают, когда хочется высокого и пафосного. Что мешало просто слово дать..." читать дальшеЛанька еще помнит, как на своем первом курсе она прибежала к профессору Румилю со своим "это ведь были вы, а не Румиль Лориэнский, которому текст атрибутируют совершенно ошибочно, потому что Румиль Лориэнский не..." - дальше шел список на несколько пунктов, почему именно Румиль Лориэнский не мог ничего написать о сторожевых огнях Гондора, и по каким характерным признакам Ланька определила авторство текста. Профессор Румиль, преподаватель квэнья, а по совместительству - исторической фонетики и литературы Первой и Предначальной Эпох ("...а что делать? Не идут на эти специальности молодые, приходится все вешать на старую гвардию, а лучше профессора Румиля все равно никто в предмете не разбирается...") Ланьку выслушал вежливо и внимательно. И подтвердил полностью все ее догадки и выводы, даже те, которые делались на основе характерных черт почерка самого профессора. И сказал, что работу по палеографии Ланька может не сдавать, материалы на зачет он сам профессору Йорет передаст. А дальше потребовал обещать, что дальше Ланьки, профессора палеографии и самого Румиля ланькина работа никуда не пойдет. Ланька очень удивилась и попыталась возразить - как можно скрывать, и так далее... профессор Румиль только посмеялся. "Эланор Гэмджи, - вспоминает Ланька его слова, - вы умница. Для хоббита вообще исключительная умница, и это не оскорбление, а характеристика того, насколько редко встречаются хоббиты с интересом к академическим знаниям. Так вот, Эланор, вы разумеется очень рады своему первому самостоятельному открытию. Более того, точно атрибутировать авторство свитка удалось вам второй из всех, кто его читал. Но третьей эпохой его и так никто не датирует, если вы настаиваете на том, что ваша работа имеет значение для восстановления исторической справедливости. А лично я имею причины сохранить в тайне свое авторство, потому что в тексте допущены две довольно грубых ошибки, сделанные из-за недостаточного знания мной исторического материала. Собственно, по этим ошибкам и вычислил меня в свое время мой собственный научный руководитель." А дальше профессор Румиль взял с Ланьки слово, что разглашать содержание работы Ланька не будет. Ланьку же явно какая-то вражья тварь под язык толкнула начать с "...клянусь!" В таком бешенстве своего обожаемого профессора Ланька никогда, ни до, ни после, не видела. И никому потом не рассказывала, что профессор Румиль в бешенстве - это совершенно обычный профессор Румиль, только глаза у него при этом из серых становятся черными. "Никогда ничем не клянитесь, Эланор. Слово слишком значимая штука, могли бы понимать, филолог все-таки..." Следующие две недели Ланька писала работу "О клятвах и их последствиях в Первую Эпоху". На квэнья. В голове вертелся ехидный комментарий профессора Румиля: "Учитывая, что вас угораздило поклясться в вещи, хотя бы теоретически выполнимой, то и последствия вам придется выдать хотя бы теоретически посильные. Теоретически при вашем уровне владения языком у вас шансы справиться есть". За две недели работы Ланька поняла страшную вещь - ей понравилось. Ей до того понравилось писать на Древнем Наречии, что она даже набросала несколько отрывков о клятвах тоже на квэнья, но совершенно неакадемическим стилем. А потом - несколько переводов уже существующих текстов... когда Ланька выдохнула и огляделась по сторонам, обнаружилось, что на дворе конец мая, а она стоит в дверях кафедры с готовой курсовой и слезной просьбой выписать ей допуск в Старую Библиотеку, где хранились подлинники ряда рукописей. Профессор Румиль изрядно посмеялся и выдал по его меркам длинный монолог о том, что необдуманные клятвы суть фигня в любую эпоху, но на последствия этой фигни в любую эпоху же можно любоваться долго и с удовольствием. И допуск - тоже выдал.
Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается. Но все равно орет, вырывается и норовит дать в глаз лапой. А рук у медика по определению только одно количество - их всегда меньше, чем нужно. Ну, зато хотя бы в каплях от отита сегодня уже не все вокруг.
Почему-то читаемые фанфики в последнее время делятся упорно на четыре категории: "прочитал, не поверил", "прочитал, обрыдался, даже если было не над чем", "хвост с конкретной игры/конкретного разговора" и "стеб". Больше всего первого и третьего, что логично.
Снилось странное - сначала какое-то кафе под лестницей, на протяжении сна превращавшееся из забегаловки на побухать сначала в неформальский приют, а потом в нечто очень цивильное с бокалами и белыми скатертями. Где-то там же бегал наш котик, а потом мы ехали на автобусе, и во сне это было к северу от Москвы, но при этом ехали между холмами, в которых метров по 30-40 высоты точно было, а на них еще и стояли многоэтажки. А до того был берег реки, мелкой, типа хотьковских полигонных, и вдоль берега - ряд памятников санитаркам и медсестрам, вот буквально через каждые пять шагов. И у их оснований вместо цветов почему-то лежали патронные гильзы. А вообще весь сон был про то, что я пытаюсь начать жить вместе с какой-то малознакомой девочкой и ее матерью, и если с девочкой договариваться сложно, но можно, то у матери сплошные внутренние котики.
Часть первая из пока фиг знает скольки. За идею текста спасибо Мыши с ее раскопками на Амон Сул и Кано с его значком соответствующего университета. За имена, названия и матчасть спасибо одному малоизвестному английскому профессору. За здравую мысль, что в Арде есть эпохи кроме Первой, спасибо Альвдис. За продолжение и развитие первоначального гона спасибо Тас, Хэлле и Ангелу. За здание исторического и филологического факультетов МТГУ спасибо аналогичному зданию ТГУ. Все совпадения совпали сами, данный текст не является пропагандой, желающие вычитывать аллюзии пусть да вычитывают их на свой страх и риск.
* - И это называется исторический факультет! - бушевал профессор Хальбарад, заведующий Кафедрой Древнейшей Истории, - Причем не какого-нибудь ширского филиала, и даже не Роханского Гуманитарного, нет, это Минас-Тиритский Университет! Нет, ну балрог с ними, с генеалогиями Отцов Людей, на первом курсе по определению на потоке хоть один да назовет Мараха Маблунгом, Горлима - Горлумом, а Хуора - хуорном. Но меня тут один самородок меня спросил на полном серьезе, какая разница между Тинголом и Тургоном. Потому что, цитирую, "во-первых, у обоих по закрытому городу, а во-вторых, оба все равно давно умерли". - А с Ородретом он тоже никакой разницы не видит? - флегматично поинтересовалась замдекана, подняв голову от журнала. - Почему же? Видит. Ородрет на другую букву. И это, между прочим, юноша из семьи, достаточно культурной и образованной, чтобы сына назвать Дирхавэлем. А другой молодой человек, по фамилии Наркисс, между прочим, не только чем знаменит его тезка не помнит, но и Войну Гнева с Войной Кольца путает! читать дальше- Это еще не самое страшное, - вступил в разговор высокий профессор-квэнист, заскочивший на чай со второго этажа, где обитали филологи. - Если только путает. Это вы моим филологам не читали. А то у меня там есть один молодой человек по имени Кастамир, знаете, такой, типично умбарской внешности... так мне на него ваша коллега жаловалась. Говорила, что этот молодой человек пол-пары ей доказывал, что победа Саурона в Войне Кольца была бы экономически выгодна для Гондора, а причины процветания Королевства в начале Четвертой Эпохи суть сумма послевоенного энтузиазма и ряда случайных факторов... - Как говорят мои первокурсники из харадской группы, "штобля?" - проговорил худенький белобрысый аспирант, и тут же в ужасе замолк, осознав, что и в какой компании ляпнул. - Ну, если он аргументированно доказывал, то мальчик хотя бы думать умеет, - повела головой замдекана, переворачивая страницу. - Аргументированно, - спокойно кивнул квэнист. - Но знаете, аргументы у мальчика такие... в общем, знаете же расхожую шутку, как опознать настоящего филолога? - Которую из? У вас их не меньше, чем у нас про археологов, - не выдержал аспирант. - У вас какая специализация? - сохраняя сдержанный тон поинтересовался квэнист. - История Рохана и Рованиона, - выпалил молодой человек быстро, как на экзамене. - А, позднятинка... - махнул рукой квэнист. - Хотя вы ведь Первую Эпоху тоже сдавали? - Естественно, - фыркнул аспирант. - Самый известный сохранившийся текст? - переспросил квэнист все тем же тоном экзаменатора. - "Сказание о Берене и Лютиэн", в двух вариантах, перевод Бэггинса и анонимная ривенделльская рукопись на синдарине, - так же заученно ответил аспирант. - Так вот, у нас на филологическом, - профессор сделал длинный медленный глоток, - на первом курсе сдают наизусть два отрывка. Первый, разумеется, по Бэггинсу, по "Переводам с эльфийского", тот, где "Был зелен плющ и вился хмель", если по самому известному переводу на современный. А второй, что логично, по "Лэ о Лэйтиан". Тот, что о поединке песен. Так вот, у нас говорят, что настоящий филолог, если его в ночи артиллерийским обстрелом разбудить, все равно этот отрывок полностью процитирует. - Хорошо, а Кастамир ваш тут при чем? - вмешалась в разговор невысокая полненькая девушка с кафедры истории Шира. - Да понимаете, аргументы у него такие... - пожал плечами квэнист, - "безнадежное сопротивление полностью расшатало экономику Гондора и Рохана", "победа по сути была никому не нужна", "состояние ресурсов и уровень развития технологии в Мордоре значительно превышали современные им гондорские"... Очень убедительно, знаете, доказывает. Будь я первокурсником, я бы ему сам поверил.
*** Тем временем на крыльце Третьего Гуманитарного (бывший Дом Хранителей Архива при старом здании библиотеки) курила компания из задачника для первого класса - "Арагорн выше Йовин, Йовин выше Пиппина..." - сиречь, трое студентов, один из которых сам про себя шутил, что ему с утра по зеркалу предположительную реконструкцию лица по черепу из арнорских могильников показывают; вторая, крупная блондинка, второй год была чемпионкой университета по спортивному фехтованию, а третий, кудрявый, лохматый и чудовищно спокойный, приходился двум остальным чуть ниже середины груди. - А если декан продолжит с курением бороться, - ворчал, затягиваясь, невысокий, - то я ему курсовую по истории трубочного зелья напишу. С данными с раскопов. И его же себе в научруки попрошу. - Ой куда он тебя с такими идеями пошлет... - фыркнула блондинка. Она стояла с приятелями больше ради хорошей компании, чем ради собственно табака. - А я и пойду, - фыркнул невысокий. - И обратно приду. С черновиком диплома и палеоботанической картой. - Туда и обратно - сага о дипломе Тедди Тука, - в голос рассмеялся арнорец. - А через пару эпох эту сагу будут изучать на филфаке, как памятник древности... - Разве что в Митчел Делвиге, - Тедди выдохнул клуб дыма. - История хоббитов, как обычно, интересна в основном самим хоббитам. - Не скажи, - покачала головой блондинка. - У нас в том году пять курсовых было по вашему фольклору и еще три - по диалектам. А наша куратор диплом по сравнительному анализу говоров разных регионов Шира и Бри пишет. - Так то фольклор, - покачал головой Тедди. - И то у вас на филологическом. Хоббитский фольклор в Гондоре со времен наместника Денетора собирают. А вот историю... - Вот договоришься до того, что я к вам копать поеду, - сигареты арнорца пахли крепче и резче, - а то к северо-востоку от Форноста я еще с отцом и его поисковиками ходил, когда мне лет двенадцать было. - Можно подумать, что прошлым летом... - начала блондинка. - А прошлым летом из нашей группы не ездили только двое ребят из Бри и один из Кханда. А из вашей - только Кастамир со свитой. - Бесят, - резюмировала блондинка. - Дай мне тоже затянуться? Бесит этот Кастамир. Тоже мне Князь. Княжонок поганый. - Прям как я, - фыркнул арнорец. - Ты - настоящий, - девушка вернула сигарету. - Хотя и балрог знает каким хвостом, по которой линии и в каком поколении. А этот... выскочка умбарский. - Это дунадан я чистокровный, - покачал головой молодой человек. - И следопыт настоящий, даже действующий, можно сказать. А вот княжеского рода... через прабабушку прабабушки прабабушки, и то точность записей сомнительна. - Эй, высокие люди, - Тедди загасил сигарету, стряхнул с рукава пепел, - напоминаю вам, что до звонка пять минут, после звонка профессор Хальбарад никого не впускает, а до аудитории нам с Аранартом идти на четвертый этаж. Мы сознательно прогуливаем, или где? - Мы или где, - арнорец докурил, бросил окурок в пепельницу. - Пошли уже, Теоден Тук, совесть моя мохноногая... после пар как обычно и где обычно? - Угу, - кивнула блондинка. - Только меня не теряйте, я сначала за своим пропуском в отдел рукописей заскочу. Вдруг уже доделали?
И разумеется вместо доклада писал он фанфик про истфак Минас-Тиритского Университета. Пусть даже и по материалам доклада. Ну что это за альтернативная прокрастинация, а? Хотя оно внезапно получается почти в стиле Квартиры и меня это скорее радует. Но опять же не допишу...
Забавный выверт лично моего сознания: Минас Тирит Первой Эпохи - женского рода, потому что крепость; Минас Тирит Третьей Эпохи - мужского рода, потому что город. И никак иначе.
Попытался вспомнить, когда последний раз ездил на конвент и не вез при этом хотя бы презентации. Не получилось. Вернее, получилось вспомнить, что это был какой-то Блинком адской давности. Вывод - нужно сесть и все-таки написать доклад. Даже если я не добью его к Зиланту, к Блину-то точно допишу.
Про РИ, себе на подумать: подход от сюжета/идеи vs подход от кастинга. "У меня есть история, которую я хочу рассказать (все равно с кем)" vs "у меня есть люди, с которыми я хочу поиграть (все равно что)".
Эрна, кажется, ты его хотела? Все, что раньше, и всяческие вбоквеллы - по тэгу. Хронологический порядок и ссылки соберу, как дома заведется стабильная сетка.
* Это я. Руки на одеяле - мелкие, смуглые ладони, коротко обрезанные ногти - это я. Дальше я заканчиваюсь. Я плохо понимаю, кто я и что я здесь делаю. Я чувствую ветер, я вспоминаю само слово "ветер" - и мне сразу становится больно до темноты в глазах. Болит что-то, чего у меня больше нет и никогда не будет, - но я не знаю, что это такое. А потом ветер приходит. Он темно-синий, лучистый, он держит меня в руках и прошивает насквозь, и все это одновременно, и вот уже я пустая и дырявая, как сброшенная шкурка, как пробитая обшивка... читать дальшеЯ чувствую, что руки у меня мокрые. Понимаю, что мокрые не только руки, что существует еще какой-то кусок меня, что я плачу и, кажется, кричу. Снова начинаюсь уже другая я. Первое вспомнившееся слово - "солнечно". В помещении солнечно. Память проснулась и подкидывает слова для всего, что меня окружает, сразу пачками. Вот это называется "белый" - стены стандартного бокса медицинского центра. Настолько чисто, что мы почти наверняка не на одной из дальних колоний; при этом настолько светло и ярко, что вряд ли мы на станции - станций, поддерживающих вокруг себя искусственную атмосферу, через которую солнце выглядит настоящим земным солнцем, не так уж много. Бокс стандартный, но армейской медчастью не пахнет. У армейских клиник какой-то свой очень специфический запах, въедающийся и не уходящий. Половина техники в боксе мне не знакома даже по очертаниям. Меня окружают какие-то провода, трубки, электроника. Когда я пытаюсь поднять руку, они мерзко пищат. На писк появляется небольшая - чуть ниже меня и заметно тоньше - альтэй с короткими, чуть приподнятыми вверх гребнями. Мне почему-то сразу становится удобно думать об альтэй как о "ней", хотя память подсказывает, что альтэй - существа, не имеющие пола. Кожа у маленькой альтэй какого-то совершенно кондитерского цвета, промежуточного между розовым и сиреневым, пальцы тонкие и длинные даже по меркам ее расы. Она проверяет показания датчиков, почти не обращая внимания на меня, поэтому ее вопрос застает меня врасплох: - Приборы показывают, что вы в сознании. Вы меня слышите? Я прикрываю глаза - откуда-то я помню, что альтэй выражают согласие именно так. Более того, я откуда-то знаю, что меня поймут правильно, хотя легко бы было принять это движение за простую усталость. - Хорошо, - произносит сиреневая альтэй. - Я - Алайя АльРайхэ, медик, аттестация по вашей шкале - 6-ЕН. После аварии с вами работали я и доктор Андрэ Риверс. Вы помните ваше имя? Я пытаюсь ответить - и снова рассыпаюсь на темно-синий ветер, искры и ощущение невыносимой тяжести в голове. Нет, я не помню, как меня зовут. И любая попытка вспомнить утверждает меня только в одной мысли - примерно половины меня не существует. Не здесь, нет - вообще. Примерно половины меня не существует, и как-то называть оставшееся бесполезно. Я снова заканчиваюсь, перехожу в какую-то точку, и снова начинаюсь, и в этом мире меня уже чуть больше. В этом мире темно и за окном вращаются огромные звезды, слишком огромные и близкие для поверхности планеты. - Вы проспали примерно 15 земных часов, - говорит мягкий, непривычно пропевающий гласные голос. Я узнаю кондитерскую альтэй, хотя она где-то у меня за спиной и я ее не вижу. - Что-то изменилось? Вы слышите меня? Понимаете? Я киваю и пытаюсь заговорить. Да, говорю я, я вас слышу и понимаю. Слова звучат набором звуков и мгновенно теряют смысл. Зато я вспоминаю, имя альтэй - Алайя. Свое... мне становится больно при попытке о нем подумать и я больше не пытаюсь. - Доктор Алайя, где я? - в глазах появившейся откуда-то сбоку альтэй мерцает удивление: я сказала достаточно длинную и связную фразу. - Клиника станции "Мир", - отвечает она спокойно. - Медблоков, оборудованных достаточно качественно для работы с травмой разрыва у рас, отличных от моей, все еще единицы. Удивительно, но я помню Мир. Корабелка... В голове что-то щелкает, звенит, светится. - Где "Стайя"? - спрашиваю я, садясь на кровати. - Что случилось? - Попробуйте вспомнить самостоятельно, - говорит Алайя. Она не мешает мне сидеть, из чего я делаю вывод, что мое физическое состояние позволяет не только лежать. По крайней мере если я не пытаюсь оборвать что-то из окружающей меня медицинской паутины, а я каким-то чудом ничего не обрываю. Вспоминать я не пробую. Я делаю совершенно другую вещь, естественную и привычную, как вдох: тянусь сознанием к "Стайе". Примерно половине навигаторов для этого нужен физический контакт, хотя бы прикосновение; особо невезучим - еще и аппаратное подключение. Я - счастливая, мне довелось принадлежать ко второй полови... ...не. Это даже не боль. Это место, откуда боль в ужасе сбежала. Как будто я открыла дверь на кухню, а за ней оказался открытый космос. Не такой, каким его рисуют, не такой, каким его видно из навигаторской, а со всеми ощущениями ничем не защищенной кожи: разница давлений, холод, невесомость, невозможность скоординироваться... Когда до меня доходит, что датчики, которыми я облеплена, уже даже не пищат, а надрывно визжат, и это, черт побери, больно, я почти радуюсь. Боль материальна и далеко не такая жуткая. - Что случилось? - повторяю я с усилием. Судя по ощущениям, я укусила какое-то из металлических креплений. Судя по расплывающимся темным пятнам на покрывале - ой, не крепление... - Вас же просили только попробовать вспомнить, - выдыхает Алайя с какой-то непонятной интонацией. - А не... Вы будете еще пытаться, или предпочтете слушать? Альтэйская вежливость иногда бесит. Альтэйское уважение к чужим границам - уже даже не бесит, поскольку не подлежит пониманию. - Стала бы я спрашивать, - фыркаю я, осторожно вытирая губы. Это называется "кровь", и кажется, ее у меня полон рот. Очень хочется отплеваться. Я не альтэйский спецназовец и не умею сохранять голову закрытой в любом состоянии. Поэтому Алайя, разумеется, слышит все, что я думаю, и разумеется, пододвигает что-то блестяще-металлическое. Контраст темной крови и светлого металла настолько резкий, что у меня кружится голова. - Вы не хотите лечь? - уточняет Алайя. Я медленно качаю головой: - Я вас слушаю, док. - Хорошо. Скажите, что вы сейчас почувствовали? Вечная их манера - всегда отвечать вопросом. Единственная черта, которая бесила меня даже в Лэйсе эйль'Нерис. - Дырку размером с половину мира... - выговариваю я достаточно резко. И в голове снова щелкает. Дырка в половину мира - в половину меня - в... Снова визг медтехники. На этот раз я почти не слышу даже его - за криком, которого я не узнаю, но про который знаю, что живое существо не способно так кричать, - и что это все-таки я. Дырка на месте, из которого мне раньше бирюзовой с золотом волной отзывалась "Стайя". Услышанные, но так и не понятые до того слова "травма разрыва". Травма разрыва - это то, что случается, если в паре "навигатор-корабль" в живых остается только кто-то один. Это фантомная боль на месте второй половины тебя. Говорят, что есть люди, которые сумели с этим жить. Говорят, что травма разрыва первой степени в принципе может быть полностью излечена, а второй - устойчиво блокирована... - Степень поражения? - выговариваю я, снова сплевывая кровь. Эйле Лэйса, наставник, спасибо вам за эти знания, хотя кто бы мог предположить... - По показаниям датчиков, - Доктор Алайя почти старательно смотрит в сторону, - а также внешним наблюдаемым признакам, - пауза, с равной вероятностью означающая предельное волнение, глубокое удивление, процесс подбора самой точной формулировки, и еще вариантов пять, - данная степень поражения у людей ранее не отмечалась. По шкале, разработанной для моей расы, я предположила бы пятую. Все известные случаи с четвертой степенью поражения так или иначе умерли. Диапазон от сердечных приступов и множественных инсультов до добровольно выбранной эвтаназии. Пятая. Большей степени поражения пока что не отмечено даже у самих альтэй. Кажется, доктор Алайя еще очень долго не даст мне шагнуть в открытый шлюз. Просто потому, что ей будет интересно, как со мной случилось то, что случилось. Уникальный, однозначно нуждающийся по меньшей мере в описании, случай - пациент-человек с травмой разрыва пятой степени, Хелена Майра Теннисон, навигатор... отсюда и далее - уже бывший навигатор "Стайи".
Дома полетел интернет, причины пока выясняем. До завтра, если повезет, и до понедельника, если не повезет, в сети урывками, нестабильно и не очень подолгу, если что срочное - пишите на телефон. Звонить не надо, я на работе ответить могу не всегда. Рино, Рене, я помню про заявку, но такая вот фигня.
*и задумчиво-задумчиво* А это действительно так сложно - поверить, что на момент анонса игры действительно может быть не занято ни одной роли? Или что мастера правда не предлагают никому ничего? И не потому, что мастерам все равно, а потому, что мастерам бы игроков, которые на игру приехали за игрой, а не за хорошей компанией и красивым собой в пафосной роли?
На улице такая погода, что можно почувствовать себя в кино. Реально ковер совершенно золотых кленовых листьев, трава в инее, и сами листья с кленов падают, как при замедленной съемке... ...а у меня при этом такой кашель, что можно почувствовать себя в книжке. "Волкодав" называется.
Себе - на случай, если вдруг потянет сделать что-то из списка. Мастерам игр, которые внезапно еще имеют что-то мне предложить - на случай, если их вдруг потянет предложить мне что-то из него же.
- мне не стоит играть "главных по тарелочкам" любого рода, вида, пола, возраста и так далее. Я впадаю в панику просто от того, что я тут главный и от меня чего-то ждут, и это при том, что не будь я главным, тот же квест я решил бы примерно за полчаса. - мне не стоит играть публичных людей, медиаперсон, девочек и мальчиков с обложки и тому подобное. Я дико стесняюсь говорить о себе, особенно хорошее. - мне не стоит играть героев. Особенно если героизм уже в анамнезе, а не случается по ходу игры. По ходу игры у меня хотя бы есть шансы не заметить и не испугаться. - мне не стоит браться за роли, предполагающие моральные и прочие страдания. Даже когда у меня внутри все бурлит, наружу выходит очень мало, и получается типовое резиновое бревно. - мне не стоит браться за роли, предполагающие полную зависимость от партнера. Насколько бы сильно мне этого ни хотелось. - мне не стоит играть трусов. Я это умею, но это либо игротехника, либо долгое и мерзкое послевкусие, и это совсем не то, чего мне хотелось бы от игры. - ровно по той же причине мне не стоит играть людей без четкой системы ценностей, или типаж "прожигателей жизни". - мне не стоит играть священников, по крайней мере исторических - сыграть искреннюю веру несложно, но вот обрядовую сторону вопроса я не умею и не люблю. - мне не стоит играть интриганов и авантюристов. У меня для этого не хватает конкретного куска головы, отвечающего за нестандартные решения. - мне в большинстве случаев не стоит браться за именные роли. Я с большим трудом их простраиваю, и как всегда - боюсь чужих ожиданий настолько, что после игры если мне говорят, что все было плохо, то я страдаю несколько месяцев, а если говорят, что все хорошо - просто не верю говорящему. Исключение - именные "второго порядка", про которых в первоисточнике почти ничего не сказано.
Мне нельзя ездить на Таганку, там "Красный карандаш". Теперь у меня почти нет денег, но зато есть реально тонкий черный лайнер. Что будет следующим, тушь и перья? Или тот обкапанный слюнями лайнер-кисточка, на который сегодня меня жабка придушила?